Он сделал еще один патрон, сунул в гнездо барабана — годится!
Уже совсем стемнело. Уже Демин и Славка побежали к Любе Марьиной... Свинцов сунул пистоль за пояс: «Хватит с него — четыре патрона!» Ведь самодельный тот был тоже четырехзарядным.
Выключил свет в мастерской, запер дверь... словно уходил отсюда навсегда... Опять мурашки по спине... Вбежал в дом. Родители неторопливо пили чай. Свинцов почувствовал, что он голоден как собака и хочет чаю. Но не смог бы просидеть здесь и минуты.
— Сынок! — сказал отец очень мягко. — Ты бы...
— Не могу, зарез! — глухо пролаял Свинцов. — Я сегодня не дома ночую, мам... У друга...
— Да ступай-ступай! Ты большой... Смотри там, аккуратней! — И подмигнул сыну.
Градус сидел один за бутылкой портвейна. На промасленной серой бумаге лежала горка жареной мойвы с вылупленными черными глазами, стояло блюдце с крупной сероватой солью и рядом полголовки несвежего лука. И кирпич хлеба, от которого Градус просто отламывал куски.
— Ты куда лезешь? — спросил он Свинцова с обычным своим презрением и скукой. — Тебя звали?
— Готово! — ответил Свинцов и, не спрашиваясь, сел к столу. — Ты налей товарищу!
Градус осторожно взял револьвер, повертел в руках — тоже с заметной осторожностью: он не умел обращаться с оружием.
Свинцову жутко хотелось что-нибудь ему сказать такое — излишне веселое. Сдержался. Молча взял пистоль, быстро показал, как чего делать. Вынул патроны, потому что Градус осваивал науку не слишком ловко. Наконец, когда у него все стало получаться, Градус стукнул Свинцова по плечу и спросил радостно. словно лишь теперь увидел пистоль:
— Ты где его надыбал?
— Долго рассказывать! — Свинцов с удовольствием жевал мойву. Как ни странно, она была вкусна!
— Ты давай рассказывай! — выпучив коричневые малянистые глаза, Градус глядел на Свинцова.
— Ну, у одного хмыря болотного... Он приходит... Гарусову Геннадию не везло в жизни. Он родился тугодумом. Тому много разных причин, описанных в специальной литературе. И не об этом сейчас речь. Но Градус родился им! И это значило, что в школе его тянули из класса в класс на привязи необходимости и борьбы за высокий процент.
А он был не глупый, не умственно отсталый. В специальную школу взять его не имели права. Просто ему на растолковку надо было времени раза в два больше, чем другим. Это теоретически. А практически, конечно же, никому ты не объяснишь, что я, мол, не дурак. Его за дурака и держали... Василь Василич — у них такой был математик, страшно рассеянный человек: «Гарусов, — он говорил. Потом: — Ах, да... Садись-садись. Три».
Кому же понравится такое житье? Врезал бы обидчикам, да спортивными статями Градус тоже не отличался. Тогда он и встретил на своем пути Усача. Усач всех принимал... Как-то у него Градус увидел потрясную зажигалку. Усач ее называл «симпотная».
— Нравится? — хлопнул Градуса по плечу. — Вот подрастешь, курить будешь — подарю!
С тех пор, наверное, он и закурил по-настоящему. Однако подарка не последовало...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.