Не стрелять!

Спросила спокойно:

— И сколько же ты собираешься меня тут держать?

— Два дня... Устроит?

Тут на нее снизошло вдохновение. Алена чисто по-девчоночьи, бессильно ударила Свинцова в плечо и громко зарыдала. Только Солдат-Юдин, который много наблюдал за Аленой, сразу подумал: «Врет!» Но, естественно, промолчал.

Сейчас не было на земле более безграничного повелителя над Аленой, чем Свинцов, — так он себя ощущал. Хочешь, щелбан ей врежь, чтобы заткнулась, хочешь — дружески потрепи по щеке, хочешь — что хочешь!

— Замолчи! — сказал он сурово. — Вообще не выпущу.

Алена рыдала, закрыв лицо руками. Сквозь сомкнутые пальцы проступали слезы — это было волнующее зрелище.

— Знаешь, мама как беспокоиться будет! Можно, я хотя бы записочку напишу? — и замерла: «Ну, хватай крючок, акула».

И «акула», естественно, согласилась в великодушии своем. Тогда Алена, к удивлению Свинцова, но вовсе не к удивлению Солдата-Юдина, достала из заднего кармана штанов блокнот и карандашик... Юдин-то знал, что Алена просиживала над этим блокнотом довольно много времени. Сидит и сидит, как памятник. Ей нормально — она может комаров отгонять. А Солдату-Юдину каково в засаде?

Она, конечно, не просто так сидела. Она сочиняла стихи! И даже неплохие, хотя и диковатые, такие слишком уж на современный лад. Одна из ее поэм называлась «Смерть юной наркоманки» — про девушку из Лондона, которая была далекой праправнучкой Отелло и Дездемоны...

А странно все-таки: ей бы, Алене Леоновой, стихами заниматься, а она силы гробила, чтобы войти в «круг» Маши Селезневой.

Сейчас холодной рукой Алена пролистнула свою поэму, вырвала чистый лист и написала... что она уезжает к Лере Черниковой. С Лерой Алена училась с шестого класса по восьмой. А в четвертой четверти восьмого класса эта Лера вышла однажды к себе на балкон седьмого этажа и сделала сальто вниз через перила. Она, оказывается, была влюблена в какого-то там тренера по какой-то там гимнастике! Она и сама была кандидат в мастера... Очень такая приличная девочка, немного бледная, никогда не лезла никуда. А уже два раза была за границей.

В лесу смеркается рано и быстро. Еще в Скалбе никто, наверное, не думал и свет зажигать, а здесь, на поляне, было уже глухо. В окошке их прокопченной тюрьмы виднелся закат. Но закат был где-то далеко, а сумерки близко! Потом вдруг и вовсе стало темно... Это в окошко просунулся Крыса.

— Я в дом ухожу. Смотрите, гады, кто крикнет, прямо буду убивать! — сказал он голосом злым, но каким-то неуверенным. Алена и Солдат-Юдин ведь не знали, что Крыса жутко боится истории с револьвером и мечтает бежать.

Крыса убрался восвояси — опять стало светлее. А уж тихо — до ужаса.

— Эй! — прошептал Юдин. — Давай крикнем!

— Иди ты отсюда, придурок! — сердито ответила Алена. Она еще раз посмотрела в окошко, которое было никак не больше, чем кирпич. Темнело. И не хотелось кричать в этой глухой тишине — накликивать.

— Кто здесь услышит? Лешие?!

Свинцов в это время с идиотской тщательностью виток за витком наматывал проволоку на патрон. И говорил себе: «Настучит Алена!..» И тут же появлялась высокая стопка — деньги. Свинцов даже не знал, какой величины ее себе представить — десять тысяч. Но что-то огромное! И он думал: «Алена? Куплю... Юдина-то просто можно припугнуть... А Крысу тоже куплю!»