Не стрелять!

— Степк, поставь чайку.

Но ничего подобного не случилось! Когда он сел, мать отвела пустые глаза в сторону. А этот мужик взял кусок хлеба, кусок хорошей красной рыбы, которой они в основном и закусывали до прихода Демина, сделал бутерброд, налил Демину в стакан воды «Буратино» и сказал:

— Ешь на здоровье!

Но таким голосом он сказал, в котором тринадцатилетний Демин легко сумел прочитать: «Ты мне нагадить пришел, а я тебе все равно добром — вот хоть ты задавись!»

И тут Демин как-то растерялся. Он не знал, то ли ему назло съесть этот бутерброд, то ли назло не съесть... Вот тогда-то вдруг, прямо в эту самую секунду мужик и сказал:

— Тебе профессию надо иметь! Чтоб жить без оглядки. — Он посмотрел на бутерброд, усмехнулся, довольный своей победой. — Когда деньга, лучше себя чувствуешь, а когда неворованная — тем более!

Потом Демин узнал, этот мужик — монтажник. Мотается по командировкам, получает и пятьсот, и за пятьсот... Так что не врал!

Демин не был таким уж особенным Ломоносовым-Лавуазье, но он мог бы остаться в девятом классе. Захотел бы и остался. Да у него о том идеи не было. Восьмой класс он заканчивал легко и свободно.

А потом сразу, без лишних напоминаний, без «посоветоваться с родителями» подался в ПТУ. Стал учиться на строителя-монтажника. На верхолаза, короче говоря — «не кочегары мы. не плотники...». А чем плохая профессия?

А в конце августа, прямо перед началом занятий, мать пришла домой с Робертом. И через несколько дней к ним переехали Робертовы вещи и главное — ударная установка. Роберт был ударником в ресторане при гостинице, где мать была коридорная... У них очень удобно получилось!

В первый или во второй раз, когда Демину постелили в кухне, на полу, мать сказала:

— Ты зови его дядя Роберт.

— А тебя тетя мама?..

Эти слова Роберт вроде бы пропустил мимо ушей, вроде бы вообще не слыхал. Но через несколько дней... мать как раз ушла куда-то, потом Демин подумал, что, может, и нарочно... через несколько дней... Демин ничего не ожидал, был то есть совершенно не готов, он просто смотрел телевизор, а Роберт смотрел на него. Но такие вещи на Демина не действовали.

— Я почему каратэ не занимаюсь, — вдруг сказал Роберт, — потому что тянет.

— Чего тянет? — Демин не хотел, да спросил.

— Да кому-нибудь морда наподдавать! — Он, когда волновался, всегда говорил с акцентом. — Я нестойкий к этому вопросу.

Некоторое время они молчали, уперевшись друг в друга упрямыми взглядами. Затем Роберт продолжил намеченную программу:

— Ты хочешь в девять уходи, хочешь в десять, хочешь в двенадцать... утром! Меня не касается. Но вечер — одиннадцать приходи!

Демин никак не мог уходить из дому в двенадцать дня: у него учеба начиналась с восьми. Впрочем, Роберт этого мог и не знать, Роберт мог ему от чистого сердца предлагать сидеть тут до двенадцати. Он очень мало Деминым интересовался.