Не стрелять!

— Ты меня извини! — Это он сказал таким тоном, каким извинения совсем не просят. — Ты мне здесь абсолютно не нужен!

Теперь Демин очень захотел ему ответить. Но не нашелся сразу. И тогда Роберт как бы перебил его:

— Мать знает!

Эх! Он должен был ответить этому... Роберту. И потом он сообразил, как мог бы ответить... Хотя бы молоток в руки взять.

Да и просто словами! Но Демин мать жалел. Себе он это называл: «Неохота связываться» и «Она еще сама потом...» А по правде, он ее просто жалел!

Он ее жалел и тогда, когда от него утром дверь в комнату стали запирать, чтобы он якобы не играл на Робертовой ударной установке. И когда кровать его навсегда передвинули в узенький коридорчик перед входной дверью. И когда мать с настоящими слезами говорила соседке:

— Ну, что же, Лариса! Если я родила, я теперь всю жизнь должна таскать эту тяжесть? Мне самой пожить хочется... Вон Робик — думаешь, очень доволен?.. Степка-Степка! Сколько я его должна воспитывать в конце-то концов?!

Демин еще не понимал, что материнская любовь к нему прошла! Об этом ни в одном кино не было сказано, что такое бывает.

И он тогда ушел из дому — в наказание матери: чтоб она опомнилась и побежала его искать.

Но его никто не искал. Через неделю он явился. Его окинули не очень добрым взглядом:

— Хорош! — Как будто радовались, что теперь есть возможность ругать его на законных основаниях.

И, переночевав кое-как, измарав и без того не очень чистую наволочку, он ушел туда, откуда явился, — в котельную.

Помещение было огромное, как бы двухэтажное, только, конечно, под землей. Окна присажены у самого потолка. Но никто на них не обращал особого внимания, потому что здесь всегда горел свет.

Тут заправлял дядя Андрюха — хромой, седой, нечесаный. Орал какой-то своей начальнице:

— Я работу справляю? Все! А другое тебя не касается!

Еще приходил сюда однорукий дядя Серега и дядя Толяныч, который рассказывал, что будто бы когда-то работал следователем...

Демин даже приладился оттуда ходить в ПТУ. Мужики про него говорили:

— Ну, он же Алешки Демина внук... который валенки валял... — Это они вспоминали деда, материного отца.

Но потом все изменилось там. Дядя Андрюха, который считал котельную вроде как своей собственностью, сдал ее каким-то подозрительным типам, которые играли в карты, а больше в «железку». Они заваливались часов с шести — и понеслось!

Это было похоже сразу и на рынок, и на пивную-шалман, и на темную подворотню. Хотя никаких темных подворотен в сельской Скалбе быть не могло.