«Мальки»

— Вот! Семейный, ребенок трех лет, жена-кладовщица, а весь кипит, весь в буче нашей жизни! — говорил Коняхин. — Ах, эта пресса!

Колычев молчал и, поглядывая на стоящих рядом Сажина и Коняхина, мучительно думал: «Как они похожи друг на друга) Не знаю еще... Но чувствую: очень похожи...»

В конце концов откликнулась и пресса. В местной молодежной газете был помещен фотоочерк «Неразлучные». Антон на снимок не попал. Он в это время был на соревнованиях по баскетболу, и его отпустили за свой счет. Он вернулся, почитал газетку, которую ему дал Сажин, сказал:

— Надо же!

И побежал в профилакторий, где «Толик» стоял на канаве — проходил контрольный осмотр. А чего побежал? Там же Богоров, и вообще нечего путаться под ногами у ремонтников.

Неуловимое беспокойство вошло в сажинскую жизнь с приходом Антона: какое-то непрерывное напряжение, ожидание неожиданности, которое надо было успевать «вводить в русло» и вообще хотя бы вовремя узнавать обо всяких начинаниях.

23 февраля Сажин встретил Антона в кафе «Колос», и они выпили там за наши доблестные Вооруженные'Силы.

— Слушай, Антон, — сказал Сажин. — Я тебе одного добра желаю, и я тебя спрашиваю как водитель: знаешь, какие бывают знаки? Знаешь? Ну?

— Запрещающие, — недоуменно ответил Антон. — Указательные. Предписывающие.

— Вот! Указательные, предписывающие, запрещающие. Понял? Это и для жизни правило. Ты водитель где? Ты на «Толике» водитель, и все. А вообще ты малек. И ты должен помнить, что ты малек. Правильно я говорю?

— Знаешь, что? — задумчиво произнес Антон, облокотясь на красный «модерный» столик. — Дело тут такое. На Амуре, там, где я служил, был у нас парень. Чудак один. Шуток не понимал, смеяться не мог. И все писал чего-то по вечерам в тетрадку. Я его спрашиваю: чего ты все пишешь? А он говорит, что составляет план всей своей жизни. Однажды дает мне тетрадь. На одной странице написано: «Что я люблю». И ниже: 1. Зиночку. 2. Маленькие огурчики. 3. Завод. 4. Хоккей с шайбой, ну, и все в таком роде. Я его потом раскусил. Он точно: завод любит, пятый разряд по токарному делу имеет, но сначала огурчики, такие маленькие, огурчики, а уж потом завод, понимаешь? А я думаю: для человека первое — это работа, ведь тут-то и ясно становится, значит ли он что? И вообще зачем он завел всю эту волынку — жизнь?

Сажин тяжело встал и бросил на мокрый стол смятую трехрублевку. С этого дня они мало разговаривали между собой.

...«Мальки» работали здорово. Они соперничали друг с другом. Калюжный с утра оставлял возле кассы свежую газету для пассажиров, а Жора-Мальчик притащил в кабину свой приемник на полупроводниках и, когда уставал говорить в микрофон, развлекал пассажиров музыкой: Гордеев доставал в кинопрокате афишки предстоящих фильмов и вывешивал их в салоне.

Как-то Катька приволокла в управление двух «зайцев».

— Вот паразиты! — кричала она на весь парк. — Пятачка у них нет... Да как пятачку у свиньи не быть? А еще студенты-интеллигенты!

Антон поймал ее разгневанный взгляд и сочувственно кивнул.

— Справедливо бушует Катерина, — сказал он, обращаясь но всем. — Мы ж недавно «молнию» вешали; подсчитали: «зайчики» порядком недодают — на уворованное-то можно два троллейбуса сделать.

А когда эпизод был исчерпан, она сама нашла Антона, долго глядела на него желтыми глазами, потом выговорила тихо:

— Я-то шумела из-за заработка, ведь мы, водители, на прогрессивке». Давай пуговицу пришью, блажной. Вон на ниточке повисла... Женить тебя, что ли? Сымай куртку, ну!

Антон послушно снял куртку.