— А я их солью протер. Пусть пассажиры город смотрят... Пошли, я лист отмечу, и айда порубаем. Кем у тебя жена-то?
— Моя-то? Токарит она... Лихая девка, нравная... ...Кто его знает, что он и как там говорил, этот
чудак, Колька Калюжный, но только каждый день Антон замечал в салоне то смуглую физиономию Жоры-Мальчика, то пыжиковую, сильно надвинутую на лоб шапку Сажина, то отражался в зеркальце ястребиный взгляд Гордеева. Они не заходили в кабину, как Калюжный. Молча ехали, потом молча выходили. Вокруг него происходило какое-то неуловимое движение, и он ждал сигнала чего-то, что должно было произойти.
Ждал, ждал, и все-таки вышло все неожиданно. Свои стих о том, как по вине товарища Гордеева «множатся парку убытки», Антон переписал на большой лист полуватмана, подписал красным карандашом «Острый глаз» и вывесил в коридоре управления. Вот тогда это и случилось. Он стоял, любуясь своим трудом, а ребята сгрудились и плотно окружили его.
— Кустарщину разводишь? — зловеще спросил Сажин. — Это чей орган?
— Это мой орган — зрение, — попытался пошутить Антон.
— А при чем тут Гордеев? — сказал Богоров. — Чего ты лезешь, не зная броду? Мы все, к черту, машины перекалечим из-за этой мойки идиотской... Это администрацию потрясти надо... А ты, Коробов, смотри, пуп надорвешь все один подымать — кила будет. Что, людей кругом тебя нет? Мог бы и посоветоваться, а не составлять свою индивидуальную поэму.
— Зарвался, — сказал Сажин. — Мы тебе за индивидуализм выговор вляпаем, и все.
Сажина понесло. Он потребовал созвать собрание и обсудить Антона специально.
— Чего «специально»? — пробурчал Калюжный. — Считай, идет уже собрание, и поучиться у Антона надо — это уж как дважды два.
Через недельку, составляя какую-то бумагу для обкома комсомола, Сажин показал ее парторгу Колычеву. Тот прочитал вслух заглавие «О новом почине комсомольцев Управления троллейбусного парка».
— Ну, добро, добро, — подытожил он, дочитав до конца. — Только что же ты Коробова-то не вписал? Он, кажется, застрельщиком-то выступил?
— Мы ему взыскание вынесли, — пробормотал Сажин. — Зарывается... Незрелость проявляет.
Но фамилию Антона вписал. Где-то в конце страницы.
После одной такой поездки Гордеев внезапно догнал Антона на улице и попросил:
— Дочку мою в садик не устроишь? Жене, понимаешь, на работу надо, а девку девать некуда.
Антон растерялся:
— Что я, местком, администрация? Почему ко мне?
— Потому что и в местком и в администрацию я уже обращался...
Антон пожал плечами.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.