И начал с маху, с рывка сбрасывать ящики с сажалки. Они опрокидывались, рассада валилась в пыль.
— Чертолом чертов!— заблажила старушка Сидорова, звеньевая. — Очумел, что ли?
Услыхав свое прозвище, Серега не обиделся, не разорался, а даже вроде и обрадовался — веселей сбросил последний ящик, отлетел он, раскололся на планочки. По узкой меже бежал, заплетался долгими ногами Вася-агроном. «Ну?» — хотел нахально спросить механизатор — не успел: Вася, жарко дыша, подскочил и с короткого замаха влепил Сереге в ухо — голова дернулась, в ней загудело.
— Ты?! — вскричал, потирая ухо, ошеломленный Серега. — Как можешь?
Не боль страшна — унижение. Вон и Катька застыла, опустила руки. Низко склонился над разбитым ящиком Вася-агроном, собирая рассаду в ладони, каждую, как воробьенка, подносил ко рту, дышал зачем-то на нее. Жар струился над дорогой, над полем. Угрюмо молчали женщины. Вася потащил ящики в чахлые кусты у кювета, прикрывал их какой-то тряпкой, женщины поспешили помочь.
— Да, это, — пробормотал Серега, и, отодвинув его плечом, Вася дотянулся до кнопки рации, стал тыкать подрагивающим от нервности пальцем. «Тыкай, тыкай»,— глядел без злорадства Серега.
— Дай-ка,— сказал агроному и полез в кабину. Вася сердито подпихивал. — Уйди-ка...
Вскинув сажалку, Серега поехал к шоссейке. Пока выбирался грунтовкой, летучка снялась и запылила к совхозу. «Стой!» — сказал кому-то Серега и повернул в проулок, норовя поскорей успеть к мастерской. Ухо горело, и в зеркальце смотрел на Серегу обиженный мальчишка с круглым ртом и круглыми глазами.
Откуда-то из-за домов вывернулся мотоцикл бригадира. Дядя Миша затормозил в пыли, вскинул руку. Черный рот видел только Серега, сердитый рот.
Вчера бы еще он небрежно распахнул дверцу, выставил бы сапог: «Ну?» И смотрел бы с ухмылкой: без году неделю бригадирит дядька Миша, а строгости! Только вот в трактористах ходил, как тридцать лет до этого в них же хаживал, а теперь — глядите — начальство! Он бы смотрел насмешливо и гордо на худенького, серенького человека, который невесть зачем записался к нему в наставники и не давал дыхнуть, сам мается и Серегу замучил.
Серега неловко раскрыл дверцу.
— А чо я? — спросил мальчишески, и дядя Миша, который собрался махать руками и рачить глаза: зачем, такой-сякой, с поля сбежал, когда каждая минута дорога, день год кормит, а рассада пропадает на жаре, — собрался было выкричать все это бригадир, да сомлел что-то и жалобно скривил губы.
— Ведь ось-то, — сказал Серега. — Вот еду...
— Ветер у тебя в башке, — вздохнул бригадир без злости. — А рация?
— Не действует, — опустил глаза Серега. Посмотрел, как дядя Миша короткими изломанными пальцами силится оживить рацию. Эх, дед, дед! Хоть столько ты лет в совхозе, на всех наших и не наших тракторах вкалывал, а куда тебе до Сереги, человека современного, СПТУ окончившего, с электроникой знакомого.
Дядя Миша распрямил, как мог, тощую спину, наткнулся на егозливый глаз.
— Ну и что? — тихо спросил он. — Ну, не понимаю я в этих ящиках. Ты понимаешь, а какая от тебя польза?
Серега заморгал, завздыхал, хотел что-то ответить, но не нашел, говорливый, слова, опустил голову.
— То-то и оно, — сказал старик. — Нету для тебя святого. Да. Серега скривился и таким, кривым, увидел себя в зеркальце.
— Давай к мастерской, — устало кивнул дядя Миша. — А я сварку пригоню.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Восемьдесят лет назад рабочие Москвы вступили в открытый бой с самодержавием
Клуб «Музыка с тобой»
К 70-летию со дня рождения К.М. Симонова