Друг Серега

«Кому другим?» На других клепать не хотелось. Серега смешался, замолк, и директор как-то виновато вставил в эту паузу:

— Так нету у нас новых-то на всех. Сам знаешь. И тракторов...

«...На вас не напасешься», — должен бы сказать директор: только в прошлом году Серега разбил новую «Беларуську», до сих пор главный инженер бурчит и косится.

— И тракторов пока маловато,— сказал Валерий Борисович. — Скоро получим новый, с просторной кабиной — отдам. Ей-богу. А сейчас нету... Извини...

Закричи он, стукни кулаком по столу — легче было б Сереге: так-то, с шумом и криком, оно и привычней жить.

— Нет! — сказал решительно Серега. — Ухожу я! — И сразу стало ему легче: правильно сделает! Никому больше зла от него не будет, а пользы... пользы и так от Сереги никакой. — И не уговаривайте! — упрямо мотнул он головой. — Не останусь! Все! Директор помолчал, покряхтел.

— Как знаешь, — ответил спокойно и пошел к своему столу, а Серега, глядя на сутулую его спину, только и пробормотал: «До свидания», — и вышел, затворив за собою дверь. «Как знаешь», — вот и решай теперь сам, думай головой.

— Ну? — сердитым шепотком спросила секретарша. — Влетело?

Серега дернул плечом и потащился вниз по лестнице. Тихо было в конторе, народ в поле, в теплицах, на пастбищах и на фермах. Бабка Груша, и та тяпает теперь свою грядку — она у него гектарница, передовая пенсионерка. «Таких бы нам побольше!» — при всех хвалит ее директор и ей небось не бросит равнодушно: «Как знаешь». Нужна бабка, без нее засохнет, измельчает кормовая свекла на длинном ее гектаре.

Серега побродил по пустому дому, постоял, уронив руки, в своей комнате, выдвинув из-под кровати чемодан, покидал в него кое-какую бельевую мелочишку и задами пробрался на тот самый берег, к тому бревну. Стал думать: как хорошо бы сейчас на белый-белый пароход по синему-синему морю — прощай, совхоз, прощай, бабка. Лети, вольный человек Серега. Вот бабку жалко... Бабка—одна-единственная его родня, вместо матери, вместо отца, вместо братьев-сестер. И он у бабки один. Правда, есть еще его отец — бабкин сын, но что от него толку! Вечно носит папашу, который за всю жизнь сделал, пожалуй, одно доброе дело: посадил березу, да и то не на месте, и он, Серега, вывернул ее сегодня... Может, оба они с отцом — чертоломы?

— Сереж...

Сережка съежился. Вот кого не ждал, о ком не гадал!

— Чего тебе?— бросил прохладно, чтобы Катька не вздумала присаживаться рядом. Присела, настырная! Серега скосил глаза: тощенькая, беленькая, а шеенка... И, глядя на эту шеенку, ослабел Серега духом, заерзал, подвигаясь к ней.

— Замерзла?

— Да что ты! — засмеялась она. — Пойдем, Сереж?

— Да отстань! — опять забушевала в Сереге непонятная ему самому злость: почему все пристают, зачем не дают покою и отдыха?! И чего ей от него надо? — Уйду я! — крикнул он. — Совсем!

— Жалко, — вздохнула Катька, и Серега усмехнулся в душе: еще бы! — Слабый ты, пропадешь...

— Слабый?! — Серега зашарил по траве, хватая колючки и бумажки, но слов подходящих не наскреб.

Послышался шум мотора. Серега вскочил.

— Замри! — шикнул на Катьку и вместе с чемоданом метнулся в кусты. Припал там к земле, больше слушал, чем видел: мотоцикл услыхал бригадирский, голос Катькин призывный. Чуть приподнялся на локте: по тропке трясся дядя Миша, большая голова в шлеме моталась на стариковской шее. Рядом, в коляске, подскакивала бабка Груша в таком же геройском шлеме. Бригадир подкатил не куда-нибудь, а прямехонько к Серегиной коряге-крокодилу. Опустив ногу, крикнул оглушенно: