Друг Серега

Владислав Леонов| опубликовано в номере №1405, декабрь 1985
  • В закладки
  • Вставить в блог

— Закалилась. — И сам видел Серега синеватые ростки: вовремя обдули их сквознячками, в меру опалили утренниками — теперь не страшны капустным деткам ни хмурое небо, ни нежданные заморозки, ни другие беды, поджидающие там, за пленочными воротцами.

— Шел бы, а? — попросил Вася-агроном.— Время.

И опять наклонился над разлюбезной своей капустой, и какой-то залетный воробей ох как точно приладил прямо в середку беретика. Вася смахнул беретик, стал отряхивать его, и Серега с веселым изумлением увидел ровную круглую плешинку на агрономовой юной голове. Посверкивала она, словно озерко среди камышей. Серега захохотал. Вася-агроном спешно напялил беретик. Серега дунул по грядкам.

— Рассада! — заорал вслед агроном.

— А ну тебя!— отмахнулся Серега, вылетая в солнечный ласковый свет. — Хорошо! — оглянулся вокруг: одуванчики тянутся у пленки, зеленеет травка на древней торфяной куче.— Сорняки развел! — потыкал пальцем Серега и совсем разулыбался: так глупо круглил рот растяпа-агроном. «Ишь, чувствительный! Плешак!» — крикнуть бы Сереге, да не крикнул, влез в кабину, погнал колесник окольной широкой дорогой, распевая в полный безудержный голос:

Кучерявый мужичок, мужичок, мужичок!
Кучерявый плешачок, плешачок, плешачок!

И солнце раздувало круглые щеки, и мир хохотал вместе с Серегой. Раззудись, плечо, размахнись, рука!

— Ой, миленький, какой же ты... — опасливо проговорили женщины, когда Серега подъехал к борозде, опустил сажалку и сам, размашистый, горластый, выпрыгнул на мягкое поле. «Ага, какой!» — распалился на дело широкое, на работу горячую Серега. Посвистывая, еще раз обежал вокруг трактора, пошатал зачем-то старую, всю в железных заплатинах сажалку — заходила она ходуном.

— Силища-то! — льстиво сощурилась старушка Сидорова, и по Серегиному сердцу прокатилась теплая волна. «То ли еще будет!»

— Ну, поехали, что ли? — размягченно спросил он, и женщины по-хозяйски, привычно рассаживались, вытерев сперва рукавицами влажные сиденья, взгромоздились на них, надвинули на рот платки, а на глаза — суровые квадратные очки, сделавшие их лица чужими, неласковыми.

Серега уселся в кабину своего не ахти какого нового конька, по самые фары увешанного, пнул педаль, посигналил, воткнул скорость и ощутил, как тяжко потянул трактор сажалку, пуляя в чистое небо колечки синей солярки.

Запищала некстати рация, замигала желто. Серега, притормозив, схватил трубку. «Волна-3» запрашивала о делах. Распознав голос «кучерявого плешачка», Серега ответил:

— «Волна-3», я — Сергеев! Все в порядке. Прием! — и вырубил звук.

Потом дядя Миша обеспокоился, главному агроному Серега понадобился — навалились! Серега подумал, помыслил, и больше рация не пищала, не отвлекала его...

— Так-то, — удовлетворенно пробормотал парень, убирая отвертку.— Нечего им делать — звонят, звонят! Подъехай, погляди, чем звонить-то!

А день катился себе, бежали минуты, ходко шли часы, уходили безвозвратно. Трактор сперва заносило в стороны, и тогда Серега, напрягаясь, бормотал:

— Ничо, наладимся...— И оглядывался на своих бабонек, которые проворно опускали в податливую, рыхлую землю торфяные горшочки с рассадой. Поле у них под самыми руками, оно пахнет свежей землею, водой, срезанной сурепкой. Серега сперва различал эти запахи, а потом кабина нагрелась и стала пахнуть горячим железом, машинным маслом. Пропали сизые колечки — невидимый раскаленный воздух дрожал над трубой. Мягче, привычней гудел движок, грачи с ором кружились над полем, молчком шагали за сажалкой, которая плыла, плавно покачиваясь, и так же плавно покачивались вместе с нею женщины, орудуя локтями. Краем поля брела сама по себе кобылка Санька, привычная к такой работе. Изредка старушка Сидорова, старшая среди прочих, подбегала семеняще к кобылке, хватала ящик и несла его к сажалке. «Так!»— одобрял Серега. Мелькали женские руки, ходили локти, диски машины приваливали горшочки, и ровненько, как по линейке, вставала рассада — шесть рядочков враз, от дороги к реке, словно торопились напиться. «Нате!» — Серега от души сыплет мелким дождиком, и дух мокрой земли, перебивая машинные запахи, врывается в распахнутую кабину. «Славно! — ликует Серега.— Ох, славно!»

У берега стоит Катька. Ага, проверяет! Серега на ходу коротко машет рукою и лихо разворачивает трактор, едва не опрокинув вздернутую сажалку. «Чертолом!»— то ли сказал кто, то ли послышалось. Мелькнуло агрономово лицо — стоял Вася на борозде в своем беретике,— Серега вспомнил про плешачка, но радоваться не было сил: укатался.

К полудню кабина раскалилась, настроение испортилось, и Сереге захотелось с кем-нибудь крепко сцепиться. Виноватых, однако, не было, жилистые тетки работали споро, без криков, и шуметь на них было негоже. Рассаду, как назло, подвозили вовремя, и воду доставили в срок, и обед подоспел в свои часы — вылезла из машины-короба круглая деваха Анька Семенова, рот до ушей:

— Сереж! Твоя любимая каша!

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Добрый свет

Детский дом — теплый дом

Пресненские зори

Восемьдесят лет назад рабочие Москвы вступили в открытый бой с самодержавием

Дозорные

На повестке дня — бережливость