Это одно из самых сильных впечатлений в моей жизни. Я не преувеличиваю. Почему так? Тут дело, я думаю, вот в чем: и само произведение Валерия Гаврилина, и исполнительские, дирижерские приемы Московского камерного хора, непривычная трактовка произведения певцами, которые выступают здесь не только как вокалисты, но и как артисты нового, невиданного доселе представления, образуют необычную музыкальную гармонию, она-то так сильно и действует на наши эмоции.

Конечно, сейчас в словах я не могу передать всего, что пережил на концерте. То, что я хочу сказать, это уже в некотором роде отчет в моих чувствованиях, переживаниях, закодированных в слове. А этот словесный код уже многое теряет от непосредственных наших ощущений, не в состоянии эти ощущения воспроизвести полностью.

В момент «интимного» общения с музыкой мы мало о чем думаем, мы ошеломлены и полностью захвачены прекрасным. Но проходит время — так уж человек устроен, — и ему нужно обязательно отдать отчет в том, почему же это было прекрасно. Человеку необходимо мыслительное подкрепление своих впечатлений, какое-то логическое обоснование их. Но это, понятно, лишь отголосок пережитого, того, что случилось вчера. И самое замечательное здесь в том, что певцы, артисты это понимают. Они угадывают нас, улавливают все перемены наших настроений, впечатлений, как бы идут навстречу им и увлекают нас за собой, незаметно втягивая нас в необыкновенный, полный гармонии мир, законы которого мы с легкостью и охотой принимаем. А ведь все это надо было найти, нащупать в наших искушенных современных душах те струны, которые с такой благодарностью откликнулись бы на существо всего того, что происходит в этом действе.

Мне кажется, что появление таких певцов — совершенно новое явление для хоровой культуры. Ведь они не только певцы-вокалисты. Повторюсь: это ансамбль артистов. Они играют. На традиционный хор похожи только потому, что стоят привычно. Хотя и здесь на сцене мы видим, как по ходу действа передвигаются, переходят то одна группа хора, то другая, выходят солисты, чтец. Есть части, где хор поет сидя, изображая деревенские посиделки (например, «Ти-ри-ри»). А это уже игра. Но, конечно, главное в «Перезвонах» — это игра голосом. Певцам удается передать голосом даже жест! Все вместе это и создает ощущение совершенно нового искусства. И композитор должен быть новым, и дирижер как-то по-новому должен трактовать музыку, и, конечно, исполнители должны быть не традиционными. Поясню свою мысль. К сожалению, часто при слове «хор» сразу же мысленно возникает такая картина: чинные ряды певцов — мужчины в темном, женщины в светлом, по знаку дирижера одновременно открывающие рты, — и пение, хотя и стройное, с усилениями или ослаблениями звука в нужных местах, но такое, от которого через два номера становится скучно. Да, к сожалению, бывает и так.

Артисты Московского камерного хора другие. В музыке «Перезвонов» мы встречаем такие вещи, которые впервые слышим даже в смысле возможностей человеческого голоса: звукоподражание (свист, петушиный крик, бой часов с кукушкой, разнообразные колокольные перезвоны), но без всякого пустого оригинальничания. Все очень естественно, органично. И ведь нужно было все это не только задумать композитору, но и разработать, воплотить! И это все артистам опять-таки удалось. Какая колоссальная работа!

Меня это просто поражает, хотя я видел и знаю «изнутри» труд артистов. В Новосибирске я жил рядом с театром. Все актеры были моими хорошими знакомыми. Я ходил на многие репетиции и всегда удивлялся той огромной работе, которая происходит в театре и не видна, не должна быть видна зрителю. Но то, что делает Московский камерный хор, меня поражает. Частенько говорят, что мы работать не умеем. Думаю, что если бы такую задачу, которую решили мининцы в «Перезвонах», поставили перед другим каким-нибудь коллективом в далеких краях, то далеко не каждый бы хор с этим справился. Тут нужна, да, нужна школа и новаторство, новаторство и школа.

Интересен подход композитора и исполнителей к фольклору, к песне. Они ведь не только восстанавливают что-то из прошлого и переносят прошлое в наше время. Хотя и эта задача была бы благородной, так как человек жив не только памятью сегодняшнего дня и своего человеческого срока, но памятью всех веков. Но исполнители идут дальше, они преображают эту песню. Они понимают эту песню, наверно, глубже, чем те безвестные народные певцы, которые исполняли ее когда-то давно. К тому же мининцы «вооружены» всеми техническими приемами хорового мастерства и пользуются этими приемами, как мы видим, очень широко. Это естественно. Ведь музыка рассчитана на восприятие современного слушателя, идет к нему, ждет взаимопонимания и отклика современников. Но в то же время в исполнении сохраняется первозданная душа народной песни. Так и должно быть — время увековечивает что-то самое главное, самое жизненно важное и гармоничное в песенном искусстве народа. Это и подхватывают мининцы. А все оттенки, подробности, штрихи они разрабатывают и привносят в пение уже из своего современного мироощущения.

Может быть, они даже лучше поют, чем пели те, кто складывал эти песни. Конечно, лучше! Потому что они взяли самое ценное, что прошло отбор временем, и углубили это, приложили к этому свою культуру, опыт, вкус, такт, лад.

Мне думается, что это можно сравнить в литературе, например, с творчеством Пушкина. Как он возник? Мы знаем, что Пушкин был культурнейшим человеком своего времени, как все выдающиеся поэты. Он к натуре своей, к русской, приложил все достижения культуры своего времени. В результате появилась такая высокая, первоклассная поэзия.

Я хочу сказать, что и в «Перезвонах» к «натуре» — русской песне — приложена большая и современная культура.

И тут возникает вопрос: как проникнуть в «натуру», если у нас в России все меньше и меньше поют?

Вот в тридцатые годы я был в Хакасии, на Алтае, в русских поселениях. Там ведь, когда днем к деревне подъезжаешь, задолго (а увидеть ее в горах можно, когда на двести метров подойдешь) узнаешь ее прежде всего по голосам, по песням. Песня в деревнях не замолкала, она встречала человека, песня. Во всей-то деревне кто-нибудь да пел. Удивительно, что сейчас ее не стало. Я живу в Переделкине — годами песни не слышу. Но ведь это же было на моем веку! И не только в деревнях, но и в небольших городах, то в одном, то в другом дворе кто-нибудь подаст голос. Сейчас музыканты-специалисты все тревожнее говорят, что у нас мало массовой песенной культуры, не то, что в Эстонии, Латвии, Грузии. Да, это так. Но уж если в России подберутся мастаки — так запоют, что оказываются на огромной высоте. И это вселяет большие надежды. Значит, не прервалась нить, значит, что-то еще есть, сохранилось. Ведь певцы современные-современные, но с памятью. Есть у нас богатство — только оно рассеяно, не организовано, не сосредоточено, только полностью не использовано. Мы сами значения не придаем тому, чем мы богаты и чему мы можем быть рады. Певцы Московского камерного показали нам, чем мы богаты. Их исполнение задевает во мне все национальные мотивы и моменты, и это меня трогает особенно. Но в то же время они подают пример всем: ищите, пробуйте! Такое можно «производить» от любой национальной культуры. Они, наверное, и сами заимствуют от других хоровых школ и культур.

Мне хочется сказать и о литературной основе «Перезвонов». Слово здесь приобретает очень большое значение. Оно — толчок к мысли, а развитие ее идет уже по законам музыкальным. Гаврилину требуется много мысли сосредоточить в небольших по объему фразах-темах, но он не замысливает. Он очень хорошо и точно определил тот предел, за которым песня потеряет свою непосредственность. Если бы он пошел по чисто логическому пути, иллюстративному — ничего не получилось бы. Каждый вид искусства обязан, прежде всего проявить сполна самое себя. А как он это сделает — у же секреты его природы, его истока. Композитор может открыть эти секреты, эту технологию, а может не открывать. Валерий Гаврилин не открывает. Его секреты остаются при нем. От кого и к кому из дирижеров и композиторов он идет — не угадаешь. Я думаю, что если бы мы это угадали — это было бы полной неожиданностью.

Вот и в литературе мы встречаем, на первый взгляд странные вещи. Шолохов, например, вдохновлялся Буниным. Может быть, именно потому, что между ними нет ничего общего. От противного, от противоположности, случается, возникают сходство, параллели, продолжения. В таких же сложных, неоднозначных отношениях музыка «Перезвонов» с литературой. От кого следует Гаврилин? Не знаю, то ли от Есенина, то ли от Блока, то ли от многих, многих.

Да, в музыке В. Гаврилина в одной песне, в одной пьесе, в одном действии я угадываю и Есенина, и протопопа Аввакума, и что-то еще более древнее, языческое. И современное. Но все в произведении естественно и оправданно — каждое слово, каждый жест, каждая нота. Ничего нельзя изъять или заменить. Эта музыка очень отличается от какой-либо другой классической музыки. Ну, например, немецкой. В ней все ясно: вот — тема, вот — ее развитие. В первых тактах вы ее узнаете, а дальше следите за разработкой. Я в общем-то довольно часто угадываю, не зная вещи, что последует в разработке, потому что в такой музыке все подчинено определенной последовательности. И тут, собственно, дело алгебры.

В действе В. Гаврилина никогда не угадаешь, что будет следующим, какая музыкальная фраза, какой прием. Но, услышав это следующее, сразу же узнаешь его и принимаешь. Убеждаешься, что только так и может быть. Что только эта догадка композитора и исполнителей действительна и незаменима.

Вот почему сочинение Гаврилина и хор оставили у меня такое впечатление.

По чему мы ценим мир и жизнь? По тому, насколько часто мы встречаем в них гармонию. Весь жизненный хаос, будем говорить, житейская неразбериха, нас угнетает. И только тогда мы прорываемся в истинные чувства человеческие, когда встречаем гармонию. И тот художник, который откроет в мире больше гармонии, большой художник.

Конечно, есть и другие явления е искусстве. Есть и литература хаоса. Я ее даже не отрицаю, но только как какую-то фактуру, а не как жизнеутверждающее и вечно нужное всем людям искусство. Поэтому, мне кажется, два художника, В. Гаврилин и В. Минин, сделали огромное дело, они открыли нам гармонию там, где мы ее и не подозревали. Ими создан, ими открыт целый мир, в котором стоит жить, стоит думать о нем.

«Перезвоны» приобретают благодаря этому общекультурное, общечеловеческое значение.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.