Эрик спросил меня, что я здесь делаю. Я засмеялась, так как хотела спросить его о том же. Я сказала ему, что решила стать его гидом в неизвестном Париже. Он тоже рассмеялся и отложил ручку с блокнотом на тумбочку. Мне было больно смотреть на Эрика, на круги под глазами, белый налет на губах и выражение крайней усталости на лице. Он почувствовал это, как-то поджался и сказал сквозь зубы:
— Я тебе не нравлюсь?
Все было наоборот, но как объяснить ему?
— Можно войти?
Я подумала: этот голос мне знаком, и через секунду сообразила – это голос Мишеля. Точно – он, а рядом с ним – Франсуаза. В руках у нее был небольшой чемоданчик из черной кожи и какая-то тетрадь.
— Как дела? – спросил Мишель, пожимая руку Эрика.
— Так себе.
— Я подумала, что вам потребуются кое-какие личные вещи, – замогильным голосом сказала Франсуаза.
— Благодарю. Очень любезно с вашей стороны взять на себя труд привезти их сюда.
Со вчерашнего дня изменился даже его голос. Он стал не так отрывист, более мягок, но отнюдь не слаб, продолжая выдавать спокойную силу.
– Еще вопрос. Что ест ваша собака? – спросилМишель. – Ведь надо подумать и о ней.
Казалось, Эрик сильно удивился, услышав такой вопрос, потом со слабой улыбкой ответил:
— Она ест все. Только надо ее вежливо попросить.
— О'кей, шеф! Хоть ты и порядочный сухарь, но мне нравишься. Если будет случай увидеться, может, опрокинем по стаканчику? А?
— Кто знает!
— Ладно, пока! Мы должны заглянуть в лавочку. Я теще обещал.
Повернувшись ко мне, Франсуаза спросила:
— Когда ты вернешься в Виллер?
— Не знаю.
— Мне надо с тобой поговорить.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Быть ли свободе слова в региональной прессе
Михаил Шемякин: зарисовки из жизни
Или народный избранник по совести