Учительница сделала вид, что не слышит меня.

– Пускай Мадат...

Учительница коротко взглянула на меня. «Не хотите, не надо...» – подумал я, но в ту же секунду понял, что она требует от меня военной дисциплины и обращения по всем правилам.

– Разрешите обратиться. – Я шагнул вперед, вытянулся в стойку смирно и предложил: – Прикажите мне перейти в первую команду, а Мадата переведите во вторую, – и сказал Мадату: – Раз ты не хочешь Артаваэда в свою команду, давай поменяемся командами.

Он окинул меня невидящим взглядом и отвернулся. Я растерялся. Я понял причину его холодности и растерялся еще больше. Его команда сплошь состояла из высоких ребят, а мои все подобрались маленькие. И сам он был высокий, много выше меня, а я предлагал ему идти вожаком к коротышкам. Он, честное слово, был хороший полководец. Ганнибал, подумал я, Суворов... Кутузов... Гасанхан. Вот увидишь, я прозову тебя Гасанхан. Но у него и так уже было свое имя – Мадатов. Генерал Мада-тов. Так оно и будет, прозовем тебя Генерал Мадатов, будешь знать...

– Ничего менять не будем, – сказала учительница. – Первый отряд, к Теплому ключу – бе-гом!

– Нет, – сухим, очень сухим голосом сказал он, – заберите Чужака из моего отряда.

– Какого еще Чужака? – закричала учительница.

– Вы знаете, – сказал он.

– А кто сказал, что отряд твой? – закричала учительница.

– А это так, – сказал он.

– А если я швырну тебя сейчас в подвал и дверь за тобой закрою? – закричал а учительница.

С минуту он стоял неподвижно. Потом вышел из шеренги и зашагал к подвалу.

– Вернись! – закричала учительница. Он даже не оглянулся.

– Бросьте меня в подвал и дверь за мной закройте, – послышался его голос. Он уходил от нас все дальше, вниз, он уже спускался по лестнице, в этот самый подвал, уже половина его была скрыта от нас подвальной полутьмой. Вот так, именно так уходил на свою погибель его отец, брат учительницы, чтобы не вернуться, чтобы никогда больше не вернуться.

– Вернись, – попросила учительница.

Он стоял на лестнице, нам видна была только его голова, он так ни разу и не обернулся. Спустится или вернется? Не вернется, ни за что не вернется. Его тетка отвернулась, чтобы не видеть его исчезновения, чтобы не видеть, как мгла поглотит его совсем.

– И все из-за тебя, – услышал я.

Все осуждающе смотрели на Чужака. Теперь, когда все вот так осуждающе смотрели на него, он уже не смел стоять безучастно, обратив взгляд к дальним далям, и думать, что он не виноват, нет, он стоял сейчас, съежившись, как самый виноватый-превиноватый на свете человек, и боялся показать нам даже единственное жалкое проявлений своего протеста – боялся даже, чтобы мы увидели, как ходит кадык на его шее. Мадат уже повернулся и поднимался по ступенькам вверх, медленно поднимался – возвращался к своим генеральским обязанностям и делам. Он мне очень не понравился. И теперь, когда все с осуждением смотрели на Чужака и Чужак сам считал себя виноватым, я только по той причине, что Мадат мне вдруг не понравился, только поэтому я вдруг понял, что виноват не Чужак. Что если кролик съежится перед охотничьим псом, это вовсе не означает, что кролик виноват.

Ни тебе угрызений, ни раскаяния, он вернулся, гордо и независимо занял свое место во главе отряда и спокойно сказал:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 18
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.