– Куда вас лихоман понесет?

– На кудыкино поле, – сказал Гришка с улыбкой.

До поздней ночи на хуторском майдане гремел гул голосов. Пахомыч пришел оттуда затемно. У дверей амбара, где спал Гришка, остановился. Постоял и присел на каменный порожек обессиленно. Тошнотой нудной наливалось тело, сердце тарахтело скупыми ударами, а в ушах плескался колкий и тягучий звон. Сидел, поплевывая в блеклое отражение месяца, торчавшего в лужице примерзшей, и больно чувствовал, что налаженная, обычная жизнь уходит, не глянувшись, и едва ли вернется.

Где-то у огородов, около Дона надсадно брехали собаки, в лугу размеренно и четко бил перепел. Ночь раскрылатилась над степью и молочной мутью закутала дворы. Закряхтел Пахомыч, дверью скрипнул.

– Ты спишь, Гриша?

Из амбара пахнуло тишиной и слежавшимся хлебом. Внутрь шагнул, нащупал шубу овчинную.

– Гриша, спишь, што-ли?

– Нет.

Старик на край шубы присел. Услыхал Гришка, как руки отцевы дрожью выплясывают мелкой и безустальной.

Сказал Пахомыч глухо:

– Поеду и я с вами... Служить... в большевики.

– Што ты, батя... А дома как-же? Да и старый ты.

– Ну, штож, как старый. Буду при обозе стоять, а нет, так и в седле могу... А дома нехай Михайло правит... Чужие мы ему, и земля чужая... Нехай живет, бог ему судья, а мы пойдем землю-кормилицу отвоевывать.

Разноголосо прогорланили первые петухи. Над Доном, за изломистым частоколом леса заря заполыхала. Несмело и осторожно поползли тающие тени.

Вывел Пахомыч трех лошадей, напоил, потники заботливо разгладил, оседлал. Вместе со старухой Пахомыча всхлипнули гуменные воротца, лошадиные копыта сочно зацокали по солончаку.

– Надо летником ехать, батя, а то на шляху могут перевстреть, – вполголоса сказал Игнат.

Небо поблекло. Росой медвяной и знобкой вспотела трава. Из-за Дона с песков лимонных, пахучих утро шагало.

VI

На защитном кителе полковника Черноярова звездочки чернильным карандашом скромненько вкраплены. Щеки мясистые в синих жилках. В стены паутинистые хуторского майдана баритон дворянски-картавый тычется. Пальцы розовато пухлые, холеные жестикулируют сдержанно и вполне прилично.

А кругом потной круговиной сгрудились, жарко дышат махорочным перегаром и хлебом пшеничным, окисшим. Папахи красноверхие, бороды цветастые. Рты слюняво-распахнутые ловят жадно, а баритон картавящий, гаденький, из губ, дурной болезнью обглоданных:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• …
• 13
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.