— Дворянские эти бутерброды,— упрямо сказал Семенов, отодвигая тарелку,— утром пойдут в санчасть: там трое больных. Им как раз хватит.
— Да ты знаешь,— сказал Брыкин,— туда, где Иван Никандрыч готовил, люди специально, как в театр, приезжали. Его кушаний попробовать, украшениями полюбоваться. А тебе нежелательно? Так ты себя ставишь! Брыкина ниже себя считаешь. Его угощением брезгуешь! — И вдруг в его голосе прозвучало что-то просящее:— Тут и хлеба-то грамм триста, а то, что на хлебе, ни в какие раскладки не входит. Разве в котле от того убудет, что вы с Нюркой моего приготовления «пти-па» попробуете?
— Но и не прибудет. А раз так, значит, мне ваше искусство неинтересно!
— На принцип ставишь?— Брыкин сбросил наполовину растаявшую ледяную вазу на пол. Этого ему показалось мало. Он хватил ее ножом.
Семенов вырвал нож у него из рук.
— Идите-ка отдыхать, Иван Никандрыч,— сказал он.— Завтра дел много. Сегодня без вас управимся.
— Ты кого с кухни гонишь? Меня с кухни гонишь?— закричал Брыкин. Он замахнулся на Семенова, а потом пошел к дверям, на ходу срывая халат. Под ноги ему попался кусок льда — все, что осталось от его вазы. Он пнул его ногой так, что кусок отлетел под дальний стол, оставив за собой сырую полосу на полу. Хлопнула дверь.
— Сильно обиделся,— сказала Нюра.
— Черт с ним,— устало отозвался Семенов.— Предлагается задача: как разделить студень, чтобы всем хватило и чтобы лишних порций не оставалось? Пока студень застынет, я эту задачу решу, а вы ступайте отдыхать...
— Куда уж теперь идти! — сказала Нюра.— Ночь-то прошла. Пора титан затоплять.
Ночь действительно прошла. Небо за окном стало светло-серым, река скрылась в тумане, над дальним лесом уже угадывалось солнце. Семенов с хрустом потянулся.
...Утром Брыкин пришел на кухню, сел на свое место, «и во что не вмешиваясь. А днем за час до обеда на кухне появился начпрод Полковников, поздоровался за руку с Брыкиным, небрежно ответил на приветствие Семенова и сказал:
— Что за чудеса на твоей кухне, шеф? Завтраки, говорят, какие-то необыкновенные выдаете... Приехал за боевым опытом, выкладывай.
Брыкин поглядел на Семенова. Семенов молча продолжал подсчитывать талоны, сданные за завтрак. Нюра начала было что-то объяснять, но Семенов глянул на нее, и она замолчала.
— Обыкновенное дело,— сказал Брыкин,— поскольку было отпущено нам мясо...
— Постой, шеф,— перебил его Полковников,— я и забыл. С тебя причитается! Был бы ты помоложе, сказал бы— спляши, ну, а с тебя потребую другое: обещал рассказать, как французы петуха в вине готовят... Про подвиги ваши — само собой, а это само собой. Расскажешь?
Брыкин кивнул головой.
— Значит, заметано? Вместо плясу? Тогда получай, захватил на почте. Он протянул Брыкину конверт. Брыкин сел на свое место у окна, достал очки, протер их, надорвал конверт, достал письмо и долго его читал. Он налил чаю в синюю с белыми горошинами кружку и, не ставя чайник на стол, отпил из кружки, глядя в письмо. Потом он уронил руку с чайником: чайник выпал из рук и разбился. А Брыкин точно так же уронил вторую руку с кружкой. Но Нюра успела ее подхватить.
— Надо же!— испуганно вскрикнула она.
— Что это ты, шеф, посуду бьешь? На радостях?— спросил Полковников.— Или, может, я тебя не обрадовал?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.