Великий Брыкин

— Не знаю,— говорит он, как всегда, ни к кому не обращаясь.— Не знаю. Хозяин тут теперь не я, а вот они, товарищ лейтенант. Разрешат ли?

Нюра отходит в сторону: ей не нравится, что старик цепляет Семенова. Но тот отвечает официально:

— Разрешаю!

— Покорнейше благодарим,— тоненьким голосочком выговаривает Брыкин, вскакивает с места, хватает полотенце, смахивает со стола крошки, перебрасывает полотенце через руку, подает ребятам суп с согнутой спиной.

Шутовское представление надо бы оборвать, но Семенов опять делает вид, что не замечает этого.

В углу кухни продукты на завтра: рогожный куль с торчащими рыбьими хвостами, мешок с картофелем, бидон с растительным маслом, кулек с мукой для заправки и— сегодняшняя победа Семенова — часть замороженной мясной туши.

Когда Семенов пришел в продотдел выписывать продукты, капитан Полковников сидел над старым журналом, вдумчиво решал и не мог решить кроссворда. Семенов помог ему, и Полковников неохотно согласился часть рыбы заменить мясом. Конечно, с применением расчетного коэффициента. Черт с ним, с коэффициентом, все лучше, чем рыба, про которую никто не знает, из каких она морей такая. До войны ее никто и не видывал.

— Иван Никандрович,— опрашивает Семенов,— что можно приготовить из этого мяса?

— Бульон,— отвечает Брыкин, едва подняв глаза.

— Вам все шуточки,— сдерживаясь, чтобы не закричать, говорит Семенов.— А я серьезно спрашиваю.

— А я не шучу. Не имею обыкновения. Четвертый сорт. Для бульона самое подходящее мясо. Хоть по книге меня проверяйте. Хотите подать светлый бульон, иначе называемый «консома», нужно оттяжечку сделать. Небольшой кусок изрубить, развести бульоном и влить в основную посуду, в данном случае в котел. Оттяжка покипит, и осядет на дно, и всю муть с собой заберет. Перед подачей бульон полагается процедить. А подавать его, например, с гренками.

Нюра слушает это восхищенно. А Семенов мрачно молчит. Завтра в столовую придут роты. Одна — из штурмового городка, где курсанты учились влезать на двухметровый забор, спрыгивать с него, переходить через ров по буму, подлезать под проволоку, бросать гранаты стоя, лежа, с колена. Другая рота придет с поля, где она перебежками и переползанием преодолевала открытое место, а потом отрывала шанцевой лопатой стрелковые ячейки. Третья — после тренировочного броска в полной выкладке.

Перед самой столовой они, наверное, запоют «Кони сытые бьют копытами...». И кто-нибудь скажет: «Хорошо коням! Они сытые!» Все захохочут, а старшины крикнут: «Разговорчики в строю!»

Они войдут в столовую после четырех часов занятий в классе и четырех — в поле, а он подаст им пустой бульон, иначе называемый «консома».

— Ну, Иван Никандрыч,— начал Семенов,— вы правы: костей тут больше, чем мяса. Кто спорит? Но я вас очень прошу, придумаем что-нибудь. У нас лед в погребе есть. Может, холодец приготовить? И так, чтобы в каждой порции был хоть ломтик мяса. Можно?

— А нарезать как эти ломтики будете? Бритвой?— усмехнулся Брыкин.

— Можно из этого мяса холодец приготовить?— умоляюще спросил Семенов.

— Студень! — догадалась Нюра.— И вправду! Его из голяшек одних готовят, а тут все-таки и зарез и рулька. Можно!— Она вдруг испугалась:— Конечно, как Иван Никандрыч скажут.

— Валяйте, кулинары,— равнодушно согласился Брыкин.— Как раз до утра хватит вам работенки...

Надо разделать мясо. Брыкин к колоде не подошел; как сидел в своем углу, так и остался. Семенов взял топор, занес его над головой, сделал зверское лицо и, еще не опустив на колоду, хекнул. Топор застрял в кости...