И я радостно оглядываю землю и небо.

Обо всем надо написать. О кипрее – врачевателе поруганного леса. О несчастной медянке. О тете Симе. И, конечно, о Михаиле Агафоныче. Прошел человек всю войну без единой царапины, а был в пехоте. О девчонках – о Мане и о Любе. Об игре в ремень. О глухаре.

Но все это должно быть только учебой, одной только подготовкой – к эпопее.

Что это за эпопея, я не знаю. Видимо, о нашем времени. Закатываю глаза, чтоб глянуть в подкорку. Как в Белой – ни два, ни полтора, и хоть бы рыбешка сверкнула серебряным боком – ничего!

«Ничего! – говорю я себе. – Додумаем!»

И вижу осиновый листок. Ветер наморщил воду, и листок плывет на меня, течению наперекор.

Листок, плывущий против течения... Что бы это значило?

Меня пошатывает ноша: забрал всю копну, чтоб не лезть сюда второй раз, а сам думаю об осиновом листике.

4

– Мать, а нам полагается! – говорит тете Симе Михаил Агафонович. – Такую машину привезли!

Ох, как ерзается, когда в тебе сидит мыслишка, вкуса не чувствуешь, разговорам не радуешься, ждешь удобный момент, чтоб выехать в беседу со своим, а мыслишка жалкая.

написал я письмо сокурснице. Она на Волге отдыхала, у родственников. Получил ответ и приглашение, а ехать-то не на что.

Михаил Агафонович и тетя Сима вспоминают отца, молодость, а я про свое думаю, храбрости набираюсь.

– А сколько отсюда до Хвалынска езды? – Голос у меня позвенивает.

– Хвалынск? Это на Волге, у Саратова, что ли? – спрашивает Михаил Агафонович. – Так это будет порядочно. На пароходе дня три-четыре... А чего тебе?

– Съездить бы! Там художник один великий родился.

– Репин?

– Петров-Водкин.

– Скажи ты, какая фамилия! Не слыхал.

Разговор опять перекидывается на прежние времена, и я сижу как в воду опущенный. Ну, как опять заговоришь о Хвалынске? Да и чего бы про него говорить, если бы в моих карманах на билет наскрести можно было.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.