Причем написано это не в работе о Тургеневе, а в юбилейной статье о Гончарове!

Сформулировать можно примерно так: начиная с «Записок охотника», по популярности у русского читателя Тургенев бывал первым, первым среди равных, равным среди равных, но вторым не был никогда.

Наверняка мне возразят, что периодизация литературы по признаку успеха – дело крайне рискованное. Сразу с этим соглашаюсь. Пока сформулируем скромнее: Тургенев был центральной фигурой тогдашней литературы с точки зрения тогдашнего образованного читателя.

Ну а сам Тургенев – он как относился к своему первенству?

Вдумчивый, серьезный, влюбленный в свое дело писатель, он не был по натуре ни борцом, ни тем более вождем. В знаменитой статье-речи «Гамлет и Дон-Кихот» он восхищался безоглядной решительностью Дон-Кихота, наверное, как раз потому, что сам этого (кстати, отнюдь не идеального качества) был лишен. По натуре он был скорее Гамлет – даже в пору высшей славы каждая новая законченная работа оставляла в нем чувство неуверенности, а то и просто неудачи. Ни к какому лидерству он никогда не стремился, и первое место в литературном процессе его явно тяготило. Не случайно и в письмах и в статьях он настойчиво называл первым писателем эпохи Толстого. Но, увы, даже эта акция лишь подчеркивала его первенство: отрекаться от трона может лишь законный монарх...

Короче, занимая в литературе тех лет место важное, но отнюдь не особенное, в литературном процессе Тургенев занимал место особенное. Проще – он был модный писатель.

Да, модный. Его книги ждали, о нем говорили даже в тех житейских случаях, когда просто нужно о чем-нибудь поговорить. Когда он писал, обсуждали, что пишет, когда не писал, обсуждали, почему не пишет. На литературных вечерах молодая публика шумно восторгалась не только тем, что он читал, но и тем, что читал он. Тогда не было динамиков, но каждое тургеневское слово мода усиливала, как динамик.

Во все эпохи литературная мода раздражала коллег.

Дело тут, разумеется, не в зависти, не в жажде славы, букетов и дамских вздохов: естественно, все мы люди, но, когда речь идет о великих писателях, переоценивать малые человеческие слабости несерьезно. Тут все глубже.

Почти каждая книга большого художника не просто еще одно литературное произведение, но и новый взгляд на мир, поиск лучших путей для человечества. И когда читатель проходит мимо книги-открытия, отвлекаясь на менее значительное, автор огорчается не только за себя, но и за читателя: ведь если модный знахарь уводит больного у опытного врача, врач возмущается не потерей клиента, а тем, что человек может пострадать. Мода забавна, порой увлекательна, но не так безобидна, как кажется: она нарушает нормальное течение литературного процесса, зачастую дезориентирует читателя, тормозя эстетическое и нравственное развитие общества.

Так что вполне можно понять ту иногда неосознанную неприязнь, которую испытывают порой даже очень крупные художники к. модному собрату...

В чем только не обвиняли Тургенева! В позерстве, в «популярничанье», в заискивании перед читающей публикой, в неискренности, даже в желании «подвильнуть хвостом перед молодежью»! Больше всего раздражало, что мода на Тургенева, в отличие от прочих мод, все никак не проходила. Вроде бы поссорился с публикой из-за «Отцов и детей», роман ругают, но все равно у всех на устах то же имя. Уехал за границу, оторвался от родной почвы, от литературной борьбы, а по приезде вместо равнодушия триумфальная встреча! Говорят, что мода не выдерживает времени – мода на Тургенева прошла сквозь всю его жизнь, продолжалась после смерти и практически продолжается сейчас – свидетельство тому хотя бы неуменьшающееся количество инсценировок и экранизаций.

Откуда же такая стойкость моды?

На мой взгляд, это был тот нечастный случай, когда мода не тормозила, а торопила социальное и нравственное развитие эпохи. Тургенева читали и Тургеневым жили потому, что он этого полностью заслуживал – в течение нескольких десятилетий он был духовный лидер времени.

(При этом разумеется, не надо забывать, что ни Толстой, ни Достоевский вовсе не оказались в читательском мнении отодвинутыми на второй план: их период начался несколько позднее и длится по сей день, причем не только в отечественной, но и во всей мировой литературе.)

Гоголевский период в литературе кончился, конечно же, не потому, что умер Гоголь. Просто великие художники очень часто, открывая тему, одновременно и «закрывают» ее. После «Мертвых душ» и «Ревизора» какая сатира не показалась бы ослабленным повторением? Прошли десятилетия, прежде чем возникла общественная потребность в Салтыкове-Щедрине.

К тому же, хотя отрицание темного в жизни – сильнейший и незаменимый стимул прогресса, человек не может жить одним отрицанием. Есть еще и природа, и любовь, и сложный мир человеческих отношений, и просветительство в разных его формах – вообще все, что формирует и развивает душу.

В середине прошлого века все эти стороны жизни и литературы смело можно было объединить одним словом: «Тургенев».

В нем была пушкинская широта и «ренессансность» – не зря он всю жизнь преклонялся перед нашим величайшим поэтом. С пушкинской свободой переходил он из жанра в жанр: роман, повесть, очерк, воспоминание, критика, пьесы, идущие до сих пор по всему миру. Стихи? Да, и стихи: поем же мы и сегодня «Утро туманное, утро седое»... Как и Пушкин, он был убежденный интернационалист: для него не было плохих народов, его книги населены героями разных национальностей, один из любимейших – болгарин Инсаров. Как Пушкин, он знал и чувствовал всю Россию – от неграмотных крестьян до молодых интеллигентов.

Тургенев замечательно писал о любви: его проза о «страсти нежной» по воздействию на читателя не уступала (да, пожалуй, и сейчас не уступает) откровеннейшим любовным стихам. Практически в то время в душах молодежи Тургенев, пожалуй, занимал место первого лирического поэта эпохи.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• …
• 12
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.