Не будем слишком строги к родителям классика, пренебрегавшим родной словесностью. Сперва вспомним, из чего она в то время состояла. Первый прозаик – Карамзин. Первые поэты – Державин, Жуковский, Батюшков. Первый драматург – наверное, Сумароков. Особняком стоят Фонвизин и Крылов. Достойные имена, немаловажна их историческая роль. Но пройдет несколько лет, и Белинский, даже без горечи, просто констатируя факт, скажет: литературы у нас нет.

Странное и удивительное время!

Возьмем хотя бы 1822 год, тот год, когда с больного мальчика снимали мерку для гроба.

Литературы (скажем осторожней – великой литературы) нет. А великие писатели есть! И сколько их!

Пушкину двадцать третий год. На предшественников не похож и потому сомнителен. Уже успел прослыть и скандальным и опальным. Через год напишет первые строфы «Евгения Онегина». Грибоедов постарше, ему двадцать семь. Умен, образован, глубок, в литературе безвестен. Тютчев помладше – девятнадцать. Умен, образован, глубок, в литературе безвестен.

А дальше?

Дальше – мальчики. Гоголю тринадцать лет, Белинскому одиннадцать, Гончарову и Герцену по десять, Лермонтову восемь, Достоевскому и Некрасову идет второй год, Григорович только родился. Через год родится Островский, через четыре – Салтыков-Щедрин, через шесть – Толстой и Чернышевский.

Великой литературы еще нет. Но артиллерия главного калибра уже выдвинута на боевые позиции, могучие резервы на подходе...

Что это – случайная концентрация таланта во времени? Или, в отличие от предыдущих, эта эпоха в силу разного рода причин пощадила своих гениев, позволила им воплотиться в дела? Но нет, непохоже – кому уготована ссылка, кому чахотка, кому дуэльная пуля...

Скорей всего причина иная – русское передовое общество созрело для великой литературы.

Тургеневу повезло – он явился вовремя...

Впрочем, сын рядового орловского помещика обо всем этом не знает и не думает. У него свои заботы.

Тринадцать лет. Москва. Пансион. Молодой человек пишет «милому Дяде» не без юмора о классных успехах и с куда большим удовольствием о приятных развлечениях.

С пятнадцати лет Тургенев изучает гуманитарные науки в университетах, меняя города: год в Москве, два в Петербурге, затем, не удовлетворенный полученным образованием, еще два года (с перерывом) в Берлине. Учится он по-настоящему, не «для порядку», а для себя. К двадцати трем годам он широко и достаточно фундаментально образованный человек, знающий языки, философию, русскую и европейскую литературу.

Молодой человек и сам пробует перо: пишет лирику, поэмы, драмы, переводит кусками «Отелло», «Короля Лира», байроновского «Манфреда». Уже печатаются кое-где его стихи. Автор ценит свои творения не слишком высоко: чем образованней человек, тем трудней ему заблуждаться на собственный счет, а Тургенев, как мы знаем, уже образован. Посылая первые опыты старшим знакомым для совета, он долго и более чем самокритично извиняется. Тургенев как бы стоит на пороге литературы, колеблясь, стоит ли делать решительный шаг.

Эти колебания длятся приблизительно еще два года.

«Около Пасхи 1843 года в Петербурге произошло событие и само по себе крайне незначительное и давным-давно поглощенное всеобщим забвением. А именно: появилась небольшая поэма некоего Т. Л., под названием «Параша». Этот Т. Л. был я; этою поэмой я вступил на литературное поприще».

Шаг сделан, но можно ли назвать его решительным?

Поэме повезло – ее похвалил Белинский. Впоследствии Тургенев писал, что великий критик сделал это «в силу некоторых, едва заметных крупиц чего-то похожего на дарование».

Чья оценка справедливее?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 12
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.