Тургенев

Нелегко быть пророком в своем отечестве. Тургенев занимал эту хлопотную должность в течение трех десятилетий.

Что нужнее творческому человеку – уверенность в себе или самокритичность?

Наверное, нужно и то и другое. Уверенность помогает писать, самокритичность – хорошо писать. Везет человеку, у которого оба качества в гармонии!

У Тургенева с большим перевесом преобладала самокритичность.

Когда юный автор, посылая опытному собрату свои опыты, через фразу извиняется, это легко понять. Но и зрелый, прославленный художник не может уйти от той же неуверенной интонации! Уже автором «Записок охотника» он писал знакомому: «Я всегда охотнее верю тому, кто меня бранит...»

Регулярнее всех бранил работы Тургенева сам Тургенев.

Вот после выхода «Записок охотника» он оценивает книгу, принесшую ему славу:

«Мои «Записки» мне кажутся теперь произведением весьма незрелым...»

Вот через годы сообщает Достоевскому (они тогда были в хороших отношениях):

«Когда вы получите это письмо, вероятно, моя повесть будет уже в Петербурге. Прочтите и скажите свое мнение со всей искренностью. Я ожидаю неуспеха, чтобы не сказать более – это не есть «забегание вперед», а довольно ясное сознание, основанное на положительных данных. Я знаю, чего я хотел, – и начинаю чувствовать, что взял задачу не по силам».

Что же это за повесть? Ни много ни мало – «Отцы и дети».

До сих пор по всему миру идет с успехом тургеневский «Нахлебник». А как относился к своему детищу сам удачливый автор пьесы-долгожительницы? Вот как:

«...что же касается до представления моего «Нахлебника», то это одно из тех несчастий, которые могут случиться со всяким порядочным человеком. – Воображаю, что это будет за мерзость! – И пьеса, и исполнители ее одинаково достойны друг друга».

А вот в письме Писареву, так сказать, обобщенная оценка творческих возможностей литератора Тургенева (к этому времени уже признанного в Европе мастера):

«...я, с одной стороны, очень хорошо знаю, что всякий талант, как всякое дерево, знает только те плоды, которые ему приличествуют, однако, с другой стороны, я не делаю себе никаких иллюзий насчет моего таланта – моего дерева – и вижу в нем весьма обыкновенную, едва привитую, российскую яблоню».

«Стихотворения в прозе», ныне переведенные на сотню языков, автор считал лишь эскизами, материалами для будущей работы и не хотел отдавать в печать.

Что это – неуместная скромность? Литературное кокетство?

К сожалению, нет. Это нормальная мука честного писателя, никогда не способного достичь собственного идеала.

Ни тиражи, ни гонорары, ни переводы, ни слава, ни почетная мантия Оксфордского университета ничего в Тургеневе не меняли – видимо, зазнаваться классик попросту не умел. Позволю себе привести еще одну его автохарактеристику: