И ахнул: обернутая красной тряпкой, на меня вовсю глазела розовоклювая белая курица.
– Мать честная!
– Во-во, подарок. Стишок!
Курица сидела смирно, видно, крепко спеленутая, а головой крутила, напрягая шею. Гребешок просвечивал.
– В огород ко мне зашла и квохчет и квохчет. Думать мешает. Я ее сеткой накрыл. О тебе вспомнил. А?
– Хват!
– Нам запросто. Вынимай.
– А чего я с ней делать буду? – растерялся я.
– Суп вари. С картошкой туши. На балконе сели. Хитрое ли дело.
– Загнул...
Я ходил, как коршун над чужим хозяйством,и чувствовал, горячеет у меня под сердцем, скребется коготком детское ликование: ну, отмочил, Юрка, ну, уважил, государыню деревни так запросто умыкнул...
– Вынай ее, насиделась, небось.
Сам нагнулся, отмахнул тряпку. Курица не выскочила, заквохтала только. Потом нетерпеливо вынесла себя из душной кожи и застучала по полу.
Мы обалдело глядели в сумку: там аккуратненько и крупно красовалось чистое яйцо.
– Снесла! С перепугу. Ах ты, батюшки! Пей! Он поднес мне яйцо на раскрытой ладони.
– Тепленькое!
– Не буду.
– Тогда пусть здесть лежит. Красота. Это она, поди, когда я через мост вокзальный переходил. Грохот был. Ты еще загляни в сумку, там найдется кой-чего: стишок ли, поэма ли, а?
Я достал бутылку без наклейки. Она прозрачно загорелась в руке. А курица ходила в ногах, поговаривая по-своему. Про тоску я забыл напрочь. Ушла она.
И словно спохватился я – простоты не хватало в моей жизни, хвойного запаха не хватало. Легкий, жизнерадостный человек давно не дергал звоночек на двери.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.