– Ба, а, ба, – вопрошал я. – А после чего?
– Это када помру, что ли?
– Ага, – задерживал я дыхание.
– Листы ловить буду.
– Какие, а? – волновался я.
– А те, что на землю не пали, а далеко полетели. С деревьев-то.
– Ух! – обрывалось у меня сердце, как видел бабку Лушу, стремящуюся по воздуху с раскиданным платком. «Жжу-жжу» – шумели впереди нее листья, завихривались.
– А ловить-то как?
– Как, как – больно я знаю! Иль хитрое дело, на то и бог!
– А устанешь?
– Не-ее, там уж отдохну.
И дом повторял за ней: «от-дох-ну...», – отзывался, как будто и ему предстояло умереть, тормошились деревья над крышей. А бабка Луша прислушивалась.
– Кто-то сказал чо?
– Где, где? – пугался я.
– Значит, послышалось. Дом-то наш старинный, в ем сколь душ живет, уму не считано.
И опять мерещилось мне по углам: подле фикуса гладколистого, за этажеркой резной, у шкафа поскобленного – пепельные сгорбленные тени, дышащие со слабым присвистом.
– До-ом наш добрый. Тут, знашь, кто жил? Сам златомышленник! Смекаешь? Ну, не тута, не тута. Тута кухарки жили, всяка шушера. Сам он в кирпишном балы катал. Нюхай воздух, слышишь?
– Слышу, – говорил я, чтобы не отвлекать бабку Лушу.
– Пахнет ихней жизнью. Дом-то все знат, все таит. Или ты думать, в ем дыхания нету? Ещо как дышит, поскрипыват. У камня тоне душа, а в дереве голос копится. Стань туда, к стене, и слухай.
Я льнул к прохладному камню щекой, растворив подле лица ладони.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.