Слушаш озорно покосилась на меня своими черными, как смородины, глазами и сказала:

– Нет, – а потом вдруг замолчала и отвернулась. Какое-то время мы молчали, а потом она добавила, глядя в сторону: – Я сдавала экзамены на химический факультет, да не поступила.

Скоро мы подошли к Каменскому ручью. Берега у него действительно были усеяны крупной галькой. Горный родник бил из-под огромной скалы, вода в нем была ледяная и прозрачная, как стекло, каждый камушек на дне виден.

Мы набрали полные ведра и вышли на тропинку.

– Вы, конечно, поступили, – сказала Слушаш.

– Поступил. В политехнический институт, – ответил я, а что еще добавить, не нашелся.

И снова мы молчали.

Наконец я решился спросить у нее:

– А что же вы теперь собираетесь делать?

Слушаш опустила ведра на землю, распрямилась и, не поднимая на меня глаз, заговорила:

– Не знаю. Сама еще не решила. Хочется остаться в ауле, пасти овец. – Она вскинула голову и поправила рукой волосы. – А что, это ведь тоже интересно! И потом – я люблю бродить одна по горам или в. степи. – Слушаш говорила серьезно и даже с какой-то грустью. – А отец и слышать этого не желает. Лучше я сам, говорит, до последних дней моей старости с коня слазить не буду, чем тебе овец пасти! Недавно я хотела на сенокос поехать, так он из-за меня на бригадира ни за что ни про что накинулся: «Брось ты мою дочку агитировать и вообще – убирайся со своим сеном!» Странный он у меня: увидит, что я по хозяйству хлопочу – и маму ругает, мол, зачем ты ребенка работой мучаешь?

Слушаш смолкла на минуту, а потом посмотрела на меня и спросила:

– Хотите, я вам расскажу, как в Алма-Ату уезжала? – И, не дожидаясь ответа, продолжала: – По дороге на станцию я попросила шофера свернуть на то пастбище, где был отец с отарой, хотела попрощаться. Выхожу из машины, а он мне говорит: «Слушаш, доченька, если бог тебе даст поступить в институт, кто знает... может, и мы продадим скотину да тоже подадимся в город. Тебе же еду готовить надо, присмотреть», – а сам плачет. Я в поезде девочкам про него рассказала, так они до самой Алма-Аты смеялись.

А после того, как провалилась на экзаменах, вся в слезах в аул приехала, а отец встретил меня и опять прослезился, на радостях, не знал, как бога благодарить за то, что я вернулась... Вот такой он у меня, – добавила Слушаш.

Возле юрт мы увидели свата – он спускался по косогору, ведя за собой на веревке барашка.

Старик табунщик в тот же день уехал из аула сватов. Он двинулся на своей лошадке вверх по ущелью на дальнее джайлау, где паслись его кони.

Сват целыми днями пропадал возле отары. У Слушаш был младший братишка, но он еще до моего приезда уехал гостить к своей родне по материнской линии, и потому сватья, заботясь о том, чтобы я не заскучал в их ауле, то и дело напоминала Слушаш:

– Смотри, чтобы нашему свату не надоело у нас гостить. Своди его в горы, речку покажи. И надо было Кабылбеку уехать! Вот беда!

По вечерам от нечего делать мь! со Слушаш садимся играть в шахматы. Слушаш все время проигрывает, это ее, видимо, задевает, и она тут нее предлагает сыграть еще одну партию, и так раз десять подряд, пока, разозлившись в конце, она вдруг на середине игры не сгребает с доски все фигуры.

К Каменскому ручью мы ходим каждый день. Иногда за водой, а чаще просто так, чтобы не скучать в юрте сложа руки.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 14
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.