Тут нам навстречу из-за поворота ущелья вывернул молоковоз. Не иначе как Айдабек едет. Я обернулся и посмотрел на Слушаш. Издали мне показалось, что смотрит она не на меня, а в сторону молоковоза. Сердце защемило, будто в этом ущелье остается что-то самое родное, самое близкое для меня. Я еще раз оглянулся назад.
Старику табунщику мое поведение явно пришлось не по нраву. Он скосил на меня хмурый взгляд и сказал:
– Чего это ты, парень, все озираешься?
За весь обратный путь он не проронил ни слова, только вздыхал изредка. А о чем думал старый табунщик – одному богу известно.
Знали бы вы, каково шоферу после двух лет разлуки с машиной снова очутиться за баранкой! Возвращаюсь из армии в родной аул, а тут на тебе – новенький «ЗИЛ-130»! Одна забота – жми на всю катушку, и никаких тебе ремонтов. До сих пор не могу наездиться, благо, управляющий фермой такой человек, что хоть обедай в машине – слова не скажет. Только и слышно от него: «Айдабек-жан, слетай туда! Айдабек-жан, смотайся сюда!» Я, понятно, не отказываюсь, да и как отказаться, если он же для меня и выбил новую машину в правлении.
Вот и сегодня – сплю, а он стучится в окошко ни свет ни заря:
– Айдабек-жан, милок, вставай. Надо в горы запчасти подбросить. Косилки там все, будь они прокляты, переломались и стоят со вчерашнего дня!
Делать нечего. Встаю, начинаю штаны натягивать. Управляющий мог бы теперь и дальше идти, куда ему нужно. Так нет ведь – ждет под окном, пока в кабину не залезу.
К полудню жара началась – не дохнуть, а я все качу по горной дороге. Дороги в горах извилистые. Мне-то они давно знакомы, сколько раз приходилось по ним ездить, так что назубок помню каждую развилку.
И вот выворачиваю на одном повороте и вижу – мальчишка идет по колено в пыли. Лет ему десять, а может, одиннадцать. В руке большая сумка, видно, совсем замучился ее тащить, даже не обернется, хотя я уже близко подъехал. Надо бы, думаю, подвезти мальца, он скорее всего на джайлау путь держит, больше здесь и идти-то ему некуда. Останавливаюсь, дверь открываю, садись, мол. А он так это неторопливо посмотрел на меня, потом сумку в кабине стал пристраивать, в последнюю очередь сам залез. Сел малыш рядом со мной и говорит:
– Здравствуйте, дядя, – а сам сопит, до сих пор отдышаться не может. Посмотрел я на него, вижу – улыбается, рад, наверное, что попутка попалась, а не то пилить бы ему и пилить с сумкой в гору.
Вроде бы я этого мальца и раньше где-то встречал, больно знакомая у него физиономия. Дай, думаю, спрошу, как хоть его зовут-то, и тут вспомнил: это нее братишка Слушаш! Точно, он и есть! Надо же, как подрос за два года. И имя вспомнил – Кабылбек.
А малец меня, кажется, сразу узнал. То-то он все улыбается.
В школе я учился классом старше Слушаш. Да и классы тогда были по двенадцать учеников: помню, на уроках физкультуры, машиноведения и труда соберет учитель два, а то и три класса в одну кучу и со всеми вместе занятия проводит. Так и учились. Мне иногда кажется, что мы со Слушаш одноклассниками были.
Отец у нее, сколько я себя помню, овец пасет, все время с ними и пропадает: то на зимовках, то в горах. А Слушаш, пока училась, жила по соседству с нами на ферме у родственников. Так что мы и в школу и из школы всегда вдвоем ходили. И в кружке художественной самодеятельности вместе занимались. Однажды ставили отрывок из пьесы «Енлик и Кебек». Я играл Кебека, а Слушаш – Енлик. Сейчас и вспоминать-то чудно. Выходили мы на сцену и начинали произносить разные красивые слова про любовь и про все такое. Тогда я и влюбился в Слушаш. Бывало, на репетициях чуть дотронусь до нее рукой – весь дрожу.
Потом, уже после школы, я поступил на шоферские курсы в районном центре. Слушаш училась в десятом классе, но я все равно забегал к ней каждую неделю на часок, без этого места себе не находил. И тут заметил, что Слушаш меня как-то избегает, бывало, приду за ней вечером, а ее уже нет дома. А спросишь, в чем дело, – улыбается, мол, когда захочу, тогда и пойду, куда мне надо.
Весной Слушаш получила аттестат зрелости и решила поступать в институт. Я, честно говоря, не очень этому обрадовался. Вот станет Слушаш студенткой и на меня уже будет свысока смотреть – нужен ей больно олух в кирзовых сапожищах!
Но скоро Слушаш вернулась – не поступила. Вроде бы и жалко мне ее стало, а все равно радуюсь. К тому времени я молоковоз водил. В тот же день я на нем и прикатил в Тастыбулак.
Забегаю в юрту и начинаю успокаивать Слушаш: мол, ничего, не расстраивайся, не одна же ты провалилась на экзамене – а у самого рот до ушей. Слушаш молчит, но я-то чувствую, что она обрадовалась мне. Немного погодя сказала:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.