В последние годы продолжалась уже давно начатая работа по более широкому, чем раньше, освещению истории нашей литературы — публикация неопубликованного и забытого, переиздание давно не издававшихся произведений целого ряда писателей, внесших свою лепту в историю нашей литературы...

...Вся эта работа спокойно противостоит историческим попыткам наших противников за рубежом создать свою собственную историю советской литературы и, пользуясь нашими оплошностями, умолчаниями или небрежением к памяти тех или иных писателей, противопоставить эту историю подлинной. Чем мы более по-хозяйски подходим к истории нашей литературы, чем мы больше выведем из небытия имен и фактов, давая им соответствующую оценку, отнюдь не всеядную и без всякого отпущения грехов там, где они действительно были, тем сильнее наши позиции в той контрпропаганде, которую мы ведем против продолжающихся наскоков на советскую литературу и ее историю...

...Следует подумать и о некоторых изданиях нашей литературы двадцатого века.

Мы без колебаний издаем Бунина, человека, эмигрировавшего и уже перед самой смертью выпустившего одну из самых враждебных советской литературе и советскому обществу книг. И все-таки правильно делаем, что, несмотря на это, издаем его, потому что Бунин — хороший писатель, и мы издаем те его книги, которые не враждебны нам.

Но почему, исходя из того же принципа, нам не издать, скажем, в Малой серии «Библиотеки поэта» такого значительного поэта, как Гумилев?

Я знаю, что, ставя вопрос об этом, некоторые литераторы предлагали чуть ли не реабилитировать Гумилева через органы советской юстиции, признать его задним числом невиновным в том, за что его расстреляли в двадцать первом году. Я лично этой позиции не понимаю и не разделяю. Гумилев участвовал в одном из контрреволюционных заговоров в Петрограде — это факт установленный. Многие люди, участвовавшие тогда в таких заговорах, остались живы, были осуждены, потом отпущены, прощены, изменили свои позиции по отношению к Советской власти — можно привести тому немало примеров. Могло это произойти и с Гумилевым. Но вышло по-другому. Белогвардейцы вовлекли его в заговор, и он был расстрелян по приговору трибунала тогда, в двадцать первом году. Примем этот факт как данность. История есть история.

Но, назвав все вещи своими именами, издадим при этом избранные стихи Гумилева, потому что он написал много хороших и нисколько не враждебных нам стихов и сделал? много замечательных переводов, и потому что нельзя писать историю русской поэзии XX века, не упоминая о Гумилеве, о его стихах, о его критической работе как автора книги о русской поэзии, о его взаимоотношениях с Блоком, с Брюсовым, с другими выдающимися поэтами.

Кстати, мы пишем обо всем этом в своих исследованиях о поэзии десятых — двадцатых годов, но при этом не издаем стихов Гумилева; продаем их в старых, кстати, вышедших у нас же в двадцатые годы изданиях, предоставляем им ходить в списках, даем заработок спекулянтам, вместо того чтобы издать сборник стихов и покончить с этим...

...У меня у самого вызывает недоумение, как мы до сих пор не издали Андрея Белого. С тридцатых годов у нас не переиздавалась такая его замечательная книга, как «На рубеже двух столетий». Книга, которая существенно дополняет наши представления о русском обществе на рубеже двух веков, о русской интеллигенции, о литературной и общественной жизни того времени. Да и такие его романы, как «Петербург», напоминают о необходимости издания избранных сочинений Белого, крупного художника, без которого неполна история русской литературы начала века. Белый до конца своей жизни активно работал в советской литературе, был членом Союза писателей. Посвященный ему некролог можно найти на страницах «Правды». Почему мы забыли об этом писателе? Думаю, что в этом не виноват никто, кроме нас самих.

Мы, в общем, не такие уж плохие хозяева, но могли бы быть лучшими.

1973 г. Константин Симонов

От редакции. За минувшие годы немало «неопубликованного и забытого, давно не издававшегося» уже пришло к читателям. Так, два издания выдержал роман А. Белого «Петербург», вышел том его стихов. В этом году «Смена» (№8) опубликовала записки А. Белого «Воспоминания о Л.Н. Толстом». Напечатаны стихи Н. Гумилева. «Библиотека поэта» готовит к выходу том его произведений. Однако высказанные К. М. Симоновым мысли не потеряли актуальности. Вот почему, стремясь расширить литературные представления молодых читателей, «Смена» открывает новую рубрику — «Страницы отечественной словесности».

С первых же строк откроюсь читателю: Константин Бальмонт никогда не был моим кумиром — ни в юности, ни в зрелые годы. Я не сходил с ума по его стихам, не носил их за пазухой, не клал под подушку. Он был кумиром предшествующего поколения. «Зачем же в таком случае вы взялись писать о нем?» — спросит читатель и будет прав, спрашивая это.

Я отвечу ему: закоренелая несправедливость историков литературы и издателей в их отношении к Бальмонту была долгое время столь велика и нестерпима, что я не мог этого не почувствовать, а почувствовав, не мог не принять решения: добиться справедливости в отношении этого некогда знаменитого русского поэта, входившего в первую пятерку символистов, чьи имена начинались на букву «Б»: Блок. Брюсов, Белый, Бальмонт. Балтрушайтис...

Была еще одна причина личного характера, послужившая тому, что я стал ратовать за издание книг поэта и за восстановление его имени. На протяжении многих лет я дружил с Верой Дмитриевной Бальмонт, племянницей Константина Дмитриевича, обладательницей чудесного голоса, талантливой артисткой, читавшей русских поэтов (от Пушкина и Тютчева до Блока и Есенина), исполнявшей целые композиции по произведениям прозы (Тургенев, Толстой). Я удивлялся, как в такой миниатюрной женщине бушевали страсти всей русской литературы от «Слова о полку Игореве» до наших дней.

Особую главу в творчестве просвещенной и безгранично преданной искусству Веры Дмитриевны составляли стихи, поэмы, проза, переводы, письма Константина Бальмонта. Здесь она раскрывалась, может быть, наиболее полно. Пафос защиты рода, корневое знание материала, страстное желание добиться того, чтобы «дядюшку» наконец узнали и оценили.

Ежегодно в начале студенческих занятий я приглашал Веру Дмитриевну Бальмонт в свой семинар в Литературном институте для того, чтобы она дала «тон». Пушкин и Тютчев, Лермонтов и Некрасов, Баратынский и Анненский, Фет и Блок, Полонский и Бальмонт. Это была антология вслух. Студенты слушали и настраивали души на высокий лад. Это был камертон. Можно было настраивать оркестр и играть.

Большой радостью для Веры Дмитриевны стало издание К. Д. Бальмонта в серии «Библиотеки поэта», подготовленное покойным В. Н. Орловым. Окрыленная этой книгой, Вера Дмитриевна начала подготовку издания сочинений Бальмонта. Оно пока не осуществилось, но зато большой том, «Избранного» удалось выпустить в 1980 году. Это минимум того, что можно дать из Бальмонта нашему читателю: стихи, переводы, статьи. Таким образом, еще одно «белое пятно» на карте русской поэзии обрело цвет. А сколько еще остается таких «белых пятен»!

Разумеется, тиражи выпущенных книг Бальмонта недостаточны. Вот почему так велика потребность рассказать молодым людям о поэте и его творчестве. Постепенно от одного такого очерка к другому будет представать перед юношеством картина русской поэзии конца прошлого — начала нашего века. Именно об этой полноте картины русской поэзии и говорил Максим Горький, когда задумывал и осуществлял Большую и Малую серии «Библиотеки поэта».

Немного в русской поэзии творцов, о которых существовало бы столько разноречивых, порой прямо противоположных оценок, как это имело место с К. Д. Бальмонтом. В этом надо разобраться. Прежде всего это надо знать. Знать его жизнь и его творчество.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.