Рай без памяти

— А потом?

— Все увидел. Да еще с разных точек одновременно. И вас. До мелочей — даже как волосы шевелятся или губы дрожат. И все искажено, искривлено, изуродовано.

— Попробуем уточнить, — сказал Зернов. — Вы шагнули в золотую лужу и сразу вошли в состояние умноженного видения?

— Не сразу. Зрение возвращалось постепенно. Минуты две-три.

— Совпадает, — удовлетворенно заметил Зернов. — Ваше лицо в этих воронках тоже проявлялось две-три минуты.

Еще одна неожиданность поджидала нас за «стеной», которую мы прошли на этот раз без охов и вздохов. Но, пройдя, замерли и зажмурились от ударившей в глаза пестроты. Нас словно бросили на экран цветного фильма, в прихотливую игру всех оттенков спектра. Предметов мы не видели — только цветные, движущиеся непонятные формы. Что-то похожее на холсты художников, которых принято хулить только за то, что они ничего не изображают, кроме путаницы красок и линий. Или, точнее, то, что порой хочется в них найти. Присмотришься, и вдруг найдешь какие-то заинтересовавшие тебя Сочетания. То вырвется из лазури моря и неба алопарусный фрегат гриновского Артура Грэя, то синяя птица призывно махнет крылом, то остров Буян блеснет пряничными куполами своих золотоглавых церквей.

Только пятна н линии — больше ничего не было в этом зале. Да и зала не было. Высился гигантский аквариум без стенок и дна, параллелепипед зеленой воды, вырезанный из океанской толщи, пространство, сплетенное из цветных молний, в котором замерли в изумлении три маленьких человечка.

И вдруг кто-то смазал все, плеснув на абстрактный рисунок грязную воду из ведра, краски смешались и растеклись, а потом из бесформицы цвета вырвались уже знакомые пояса и замелькали перед глазами, вытягиваясь в строго выверенные ряды. И тут я совсем уже перестал понимать: мимо нас текли цветными струями ленты рекламных этикеток. «Молоко сгущенное», «Пастеризованное», «Повышенной жирности», «Сладкое» и «Порошковое». Головы рыжих и черных коров, глазастые и рогастые, поворачивались к нам и в фас и в профиль. Я сам покупал молоко с такими этикетками в лавчонке напротив нашего «Фото Фляш». И тушенну с веселым поросячьим пятачком, и вермут с пунцовым бокалом на этикетке, и сигареты с привычными земными названиями и примелькавшимися рисунками на пачках. Почти у лица моего будто выстрелила и развернулась, устремляясь в глубину зала, лента с повторяющимися, как припев, словами: «Кока-кола», «Пепси-кола», «Оранжад», «Лимонад», — и тут же нагнали ее, сформировавшись из линий и пятен, ленты такие же многоцветные, рекламирующие конфеты и сыр, вина и колбасу, шоколад и мясные консервы.

Цветовая гамма зала отнюдь не поблекла от определенности рисунков. Наоборот, сюрреалистическая алогичность происходящего радовала глаз больше строгой логики бессюжетных цветовых линий. Каждый ее элемент был реален, понятен и убедителен, а все вместе превращались в полное торжество абсурда. Приглядевшись, я заметил, что возникавшие ниоткуда и пропадавшие в никуда ленты содержали не только рисованные этикетки. Реклама сыра материализовалась в сырные брикетики в цветной обертке, реклама конфет — в «гранрон» конфетных коробок, ленточки этикеток с серебряными рыбками — в жестяные струи коробок с сардинами. Я протянул руку к параду желтых консервных банок с черной надписью «Пиво»: тайна их зарождения заинтриговала меня. И вдруг эта тайна обернулась прямым вызовом второму закону Ньютона. На протянутую руку тотчас же легла одна из этих летящих банок. Я повернул руку ладонью вниз, но банка не упала — она по-прежнему давила на ладонь своей трехсотграммовой тяжестью. Я вопросительно взглянул на Зернова, а тот только рукой махнул: сам, мол, не понимаю. Я легонько подтолкнул банку, чтобы проверить, не прилипла ли. Она так же легко сорвалась и полетела догонять свою ленту.

Я даже удивиться не успел: новое чудо возникало в сверкающей пляске красок и лент. Из глубины зала, ритмично подпрыгивая, как танцоры в «летке-енке», быстро-быстро прямо на нас полз в воздухе розово-серый червяк. Кто и для чего вдохнул жизнь в эту бесконечную связку сосисок — не знаю, но она была живой и агрессивной. Изогнувшись подобием логарифмической кривой, она наступала на Мартина. Тот стоял, разинув рот, как завороженный, а я, испугавшись за него, схватил ее и дернул. И тут же выпустил, вскрикнув от боли в плечевом суставе. Связка рванула, как автомобиль, несущийся с превышенной скоростью.

Я пошевелил рукой: боль несусветная. Еле-еле протянул ее Мартину.

— Дерни.

Мартин дернул. Я вытерпел и эту боль. Сустав стал на место, рука опухла, но боль уже утихала.

— Железные они, что ли? — сказал я сквозь зубы.

— Такие же, как в любом «Гастрономе». — Зернов, не отрываясь, следил за движением гирлянды: скачок — полметра, скачок — полметра. — Ухватись ты за ленту- конвейера, да еще так натянутую, как эта связка, не слабее дернет.

А в зале что-то неуловимо менялось. По-новому

перестраивались цветные линии, уплывали в темноту пестрые ленты этикеток, зал суживался, превращаясь в коридор, ровно очерченный горизонтальными рядами трубок. Сначала они просто казались окрашенными в разные цвета, потом, приглядевшись, мы заметили, что внутри них струится не то жидкость, не то газ, то и дело меняющий цвет. Красные, желтые, оранжевые и лиловые струи как бы указывали нам новое направление. Значит, о нас помнили, нас приглашали дальше смотреть и учиться, удивляться и познавать. От нас хотели, чтобы мы во всем разобрались, и верили, что мы разберемся и поймем. Ну что ж, попробуем поверить и разобраться. МЫ переглянулись и двинулись дальше в красноватом тумане, ориентируясь по разноцветным ариадниным нитям, которые, может быть, и приготовили специально для нас.

— Едва ли, — сказал Зернов. — Вероятно, это сеть коммуникаций, сконцентрированных в общем коллекторе. Энергопитание, подача реагентов или даже готовой продукции. Может быть, в цветных трубках течет вино или пиво?

— Почему же в других цехах не было трубок? — усомнился Мартин.

— Даже на Земле пользуются скрытой проводкой, — рассуждал Зернов. — Да и кто может поручиться, что такой общий коллектор не идет вокруг каждого цеха, каждой камеры, разветвляясь на сотни ходов, по которым протянуты необходимые производству инженерные сети?