— По-твоему, мы попали в такой коллектор?
— Возможно. По крайней мере он нас куда-нибудь выведет.
— Однажды, еще мальчишкой, я заблудился в лабиринте. В увеселительном парке в Майами, — вспомнил Мартин. — С тех пор не люблю лабиринтов.
— Кажется, в лабиринтах надо всегда поворачивать только направо, — вспомнил я где-то прочитанный совет.
Со мной не спорили. И на первом же повороте послушно последовали за мной, отважно свернувшим в правый коридор. Он был уже прежнего и поражал исчезновением Зеленых трубок. Красные, синие, желтые по-прежнему тянулись вдоль стены, а зеленых не было. Я вспомнил рассуждения Зернова, быть может, он и прав: цветные трубки в лабиринте — это кровеносная и нервная системы завода. Зеленые, допустим, протянуты в цех синтеза, а в формовочном не нужны.
Я протянул руку и коснулся ближайшей ко мне красной трубки, в которой искрилось что-то жидкое и холодное. Материала трубки — стекла или пластика — я не почувствовал: струя касалась руки. Жидкость не жидкость, а какой-то странно упругий шнур. Рука разрезала шнур надвое. Он вошел в ладонь и вышел с тыльной ее части, но боли я тоже не почувствовал и ни капельки крови не выступило. Шнур был нематериальным и в то же время ощущался на ощупь.
Мартин боязливо повторил опыт, сначала коснулся шнура пальцами, потом сжал в кулаке. Струя прошла и сквозь кулак.
— Задача из курса проницаемости, — сказал Зернов.
— А есть такой курс? — удивился я.
— Пока нет, но я с удовольствием написал бы его, если б мне подарили по куску цветной ленточки.
— Может быть, это особый газ, скажем, для химических реакций, — предположил я.. — Тогда где он течет?
— А если нигде? Разве потоку нейтрино нужны коммуникации?
— Вряд ли это нейтрино.
— А способность проникать сквозь любую сре-
Йу, не нарушая ее структуры, по существу, та же. О я ничего не предполагаю. Любое предположение на уровне нашей науки просто бессмысленно.. Да и раздумывать некогда: время не ждет.
Время? Но его здесь и не было, или оно свернулось, искривилось, или сдвинулось, как и пространство. Часы наши остановились с первых шагов под куполом, когда фиолетовая пленка затянула входной тоннель. А может быть, стрелки часов остановило магнитное поле? Размышляя об этом, я прошел несколько поворотов, уверенный, что друзья идут за мной, и обернулся. Но их не было. На мои крики никто не откликнулся. Только красная струйка по-прежнему текла рядом. И раздражала темнота. Хоть бы фонарь с собой захватили или свечу. Все-таки свет!
И стал свет. В полуметре от меня на уровне лица прямо в воздухе висела ничем не поддерживаемая свеча. Я схватил ее, и она оказалась совсем не призраком, а вполне реальной свечой, тепловатым на ощупь, чуть оплывшим столбиком стеарина или воска. Я разжал пальцы и... свеча осталась висеть.
Мистика? Но там, где царствует физика, мистики Нет. Однако свеча возникла из ничего, из воздуха и как раз тогда, когда я подумал о ней. Что же это? Материализация мысли? Неожиданная способность творить чудеса? Так сотворим и еще одно чудо, если только стоит рядом невидимый джин: пусть он поможет мне найти или хотя бы увидеть пропавших друзей. Вероятно, они недалеко. Так же думают о том, как найти меня, так же хотят увидеть. Я настолько ясно представил себе эту картину, что она вдруг возникла передо мной в клубящемся тумане стены. Сквозь его красную дымку я действительно увидел Мартина и Зернова — они о чем-то спорили, только не было слышно слов. «Борис! Дон!» — крикнул я, но они даже не вздрогнули. Я бросился к ним, но отлетел от пружинящей «стены», как от натянутого батута. Проходимости не было. Да и «окошко» в стене погасло, как экран выключенного телевизора.
«А вдруг это конец?» — мелькнула мысль. Вдруг я уже никогда не увижу ни голубого неба, ни друзей, так странно пропавших в этом гибельном лабиринте?»
— А почему гибельном? Почему же не увидишь? — спросил меня кто-то знакомым голосом.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Наш специальный корреспондент Алексей Фролов встретился и беседовал с учителем русского языка и литературы 34-й вечерней школы г. Ленинграда Владимиром Емельяновичем Ярмагаевым