— Да что не бывает, если это наши родители в молодости!
— Как ты не понимаешь!..
Ну а потом просто она посылает меня в нокаут:
— Я у одного писателя тут прочитала.. Он говорит, что верит не только в то, что человек выстоит, а верит, что человек восторжествует... Ты — веришь?
Я?! Откуда мне знать, верю ли я в это, если я об этом еще и не думал. Я, конечно, бормочу, что надо знать точную ситуацию, что он конкретно имел в виду... Она смотрит на меня во все свои глазищи и молчит. А я чувствую себя ослом.
И все-таки только со мной она говорила обо всем этом. В разговоры других только лениво вставляла ничего не значащие слова.
...А народ, уже не скрываясь, внаглую тек в спортзал. Тамарочка еще оборачивалась, когда заскрипели первые освобождающиеся стулья, а потом сидела мучительно неподвижно, словно и не замечая ничего вокруг. Третьякова тоже застыла, а сначала ничего не понимая, вертела головой. На сцене, вида, как катастрофически пустеет зал, вдруг засуетились, заспешили, комкая стихи, путая строки.
Тамарочка молчала. Третьякова ойкала, когда случались ошибки особо нелепые, а потом испуганно вздыхала.
А на экране со всей быстротой, на которую были способны пальцы «киномеханика» Витьки Штурлака, прыгая и дергаясь, менялись слайды. Вообще-то Тамарочка для него достала какие-то особые, неописуемой красоты, но Витька забыл их дома и теперь гнал те, что нашлись в коробке «Ботаника. 6-й класс».
И когда, наконец, обе ведущие хором объявили, что первая часть вечера закончена, народ снялся со своих мест дружно, как стая птиц, в середину которой бросили камень, десяток стульев повалились на пол, а в дверях возникла порядочная давка.
Сидеть остались только трое: Тамарочка, Третьякова и я...
Наши, конечно, в толпу не полезли. Посмеиваясь, ждали, когда народ рассосется.
— Заснул? — крикнул мне Виталик. — Вставай, петушок пропел давно...
Тамарочка опустила голову. Третьякова вдруг начала краснеть.
Я встал, боясь, что иначе поток остроумия, обуревавший Виталика, ничем не остановишь. Катя молча смотрела на меня. Глаза у нее, конечно!.. Как у лошадки лучших кровей. Я сделал вид, что ничего не понимаю: а что, разве что произошло? Катя вздернула подбородок. В дверь уже можно было пройти...
Вечер был — обычный школьный вечер. Пилила музыка, освещен был только один угол зала где пристроился с аппаратурой Ян Цаленко, наш домашний диск-жокей. Толпа ритмично вздрагивала мало обращая внимания друг на друга. «Каждый самовыражается!.. Как может и сам по себе!» — лютовал в своем углу Ян.
Виталик с Валькой тут же потащили меня в раздевалку, где у них была запрятана бутылка сухого. Мы к ней приложились втроем, Валька, конечно, заявил, что нужно девицам предложить, побежал за ними и пропал. Мы выпили еще по глотку и тоже побрели в зал, на доносящиеся до нас звуки народного веселья. Виталик прятал бутылку и потому несколько поотстал.
И тут в коридоре я увидел их.
Они стояли, сбившись в кучу у стены. Было темно, и потому я не сразу разобрал, кто это. Подойдя поближе, разобрал: Ванеева, Мишустина, Паткина. Я подумал, что они выбрались из зала покурить, но тут заметил за их спинами торчащие дыбом куделечки Третьяковой и засомневался. Курить в кружок — занятие не для Третьяковой.
Рев музыки смолк, и в рухнувшей на нас тишине я услышал голос Ванеевой:
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.