История художника начинается просто. Рисовать он любил с детства, и не только любил, знал, что это занятие — самое важное дело, а не «тихие детские игры». Данное от природы чувство цвета, композиции, как абсолютный слух, обнаруживая себя, не дают человеку покоя, требуют выражения.

Когда ему исполнилось двенадцать лет, все определилось — его привезли в Москву в художественную школу. Да, много рисовал, поступил в Суриковский, все было хорошо, но на втором курсе понял: не то... Пошел на монументальное отделение, и все стало на свои места: Иван встретился с «мужским» материалом: железом, камнем, цементом.

Что такое монументальное искусство? Даже профессионалы спорят: то ли украшательство нашей безликой архитектуры, то ли создание единого эмоционально организованного пространства, как это было когда-то, когда храмы расписывали.

В монументальной секции молодому Лубенникову повезло. (А может, он сам умеет свою работу превратить в везение?) Все его работы разные, не повторяют друг друга ни подходом к проблеме, ни ее решением. Первая — оформление и роспись актового зала Трехгорки, работа, посвященная революции 1905 года, ее накалу и неудаче. Нет в решении этой темы ничего привычного, ходульного. Все включено в композицию: и старые кирпичные стены, и обломанный карниз, и даже стулья — не сбитые в ряды, а разные, как люди. Нет трибуны, кумача на столе. Этот зал для живого разговора, а не для отчетных заседаний.

А сколько споров вызвала семнадцатая молодежная выставка в Москве! Каким необычным показалось ее дизайнерское решение: создать пространство, совершенно не похожее на привычное, с самого начала объяснить зрителю — это не музей, а молодежная выставка — место дискуссий, неожиданных открытий.

Совместно с архитектором А. Скоканом создана самая значительная работа Лубенникова — советский раздел мемориала в Освенциме. Подлинные кино- и фотодокументы, темнота забитых досками окон, тесные коридоры и решетки — пространство наполненное безысходным страданием, образ мастерской смерти, где все кажется окаменевшим от слез.

Работа над такой темой всегда оставляет след в самом художнике. И вот в живописи Ивана Лубенникова появляется тревога. Иногда она видна сразу, как в «Платформе», страшно безлюдной, будто людей уже не осталось вовсе. А иногда, наоборот, оптимизм его работ, их жизнелюбие выдают внутреннюю напряженность автора, который чему-то темному противопоставляет красоту, радость, любовь.

На выставках «обнаженные» Лубенникова вызывали у кого-то ханжеское смущение, у кого-то пуританский гнев. Даже в книге отзывов была такая запись: «До шестнадцати на выставку не допускать». Смешно, конечно...

Нет, не «писаных красавиц» он видит вокруг себя, среди его героинь и тетки-«воительницы», и напористые «мочалки», бесконечно жующие, грызущие, употребляющие. Автор внимателен и ироничен — это еще одна важная для понимания его живописи и графики черта. Все очень серьезно, но и забавно тоже: поэт, замученный музами, похожая на цветущий танк парикмахерша, обалдевший от модели художник...

Для Лубенникова главный нравственный критерий искусства — искренность, отсутствие надуманной позы. И от зрителя он ждет непредвзятого суждения, чтоб на выставку приходили без заранее приготовленного мнения.

Иван Лубенников — человек открытый. На своей персональной выставке он бывал часто, помногу говорил со зрителями, обсуждал любую тему. Разговоры получались честные и откровенные. Иван говорил: «Кто-то вбил в головы, что художник — слуга народа, вот некоторые приходят и тут же хотят в чужом мировосприятии, творчестве распоряжаться. Нет, я не слуга, да и все мы не слуги, а то хозяев настоящих и не найдется, я — часть народа, нормальная, полноправная, и не обязан стараться кому-то понравиться. Я работой занят, своей профессией, я не хочу угождать чьим-то вкусам».

Да, язык современной живописи понятен не всем. Но в работах Лубенникова есть нечто, располагающее к пониманию. Выставка привлекла много зрителей, и люди, пришедшие случайно, возвращались снова и снова, подчиняясь эмоциональному накалу этих работ.

Иван сочетает талант и мастерство, удачу и редкую работоспособность. Он также активен в жизни, как цвет в его работах. На вернисаже Евгений Евтушенко сказал, что у Ивана «счастливый талант». Что ж, его произведения экспонировались в разных странах и хранятся во многих музеях, таких значительных, как Русский музей и музей Академии художеств, музей современного искусства в ФРГ, Италии и других странах. Западные ценители считают Лубенникова удивительно национальным художником, а наши искусствоведы наоборот — утверждают, что

Лубенников близок французской художественной школе. Мнений много. Вот только в истинности его дарования не сомневается никто.

Сейчас он в творческом расцвете, равновесии всех начал, существующих в его взгляде на мир. «Если ты хочешь, чтобы что-то было — делай...», — говорит Иван Лубенников. И делает.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.