Бывают дни ранней осенью – совсем тихие, прозрачные дни… И солнца много еще, но оно уже спокойное, ровное, без жарких лучей. А если набежит дождь, дотронется до земли, то земля вздохнет опять благодарно, и все живое тоже задышит по-летнему: и цветы, и деревья, и трава. И задышит, распустится самой последней невиданной красотой. А если дождь этот в городе, то совсем картина веселая: вначале дождь стоит над асфальтом, качается, потом тучи уходят, и вот уж струится улица, как речная излучина, и такой же пар над ней, те же тени – движение луча. А деревья! Они прямо вздрагивают на глазах, распрямляются, и сама листва тоже светится, тянется, и непонятно, куда стремится она- то ли к солнцу еще, то ли к земле. Ведь сентябрь уже – время прощания, и пора светилу нашему успокоиться, но не выходит никак. «Ну нехорошо, ну и ладно. Видно, лето нынче надолго. Пускай...» – думаешь ты с тихой радостью и открываешь окно. А потом стоишь у шторы и куришь, и дым от сигареты проходит прямо на улицу, и ты рад опять и взволнован, а почему рад – не знаешь. А потом вдруг за стеной просыпается пианино – и ты уж совсем счастлив. А почему, отчего? И вот уж кто-то подбирает на клавишах грустную музыку, и ты куришь и улыбаешься, и тебе совсем хорошо. Но все равно боишься себе признаться, покаяться, что этот кто-то – соседка Леночка, и еще боишься сказать себе что-то последнее, главное, но все равно хорошо, хорошо... И в этот миг постучали...

Я вздрогнул и повернулся. На пороге стоял человек в тяжелом черном костюме и в таком же парадном галстуке, и вся фигура эта была большая, веселая. Я вглядывался в человека, не понимал...

Особенно на черном выделялось лицо. Оно было белесое, круглое, какое-то радостно-виноватое, а глаза смотрели прямые, зеленые – такие глаза бывают у рыжих.

– Не признаешь?..

Я не признавал. Но особенно оттолкнули волосы. Они были гладко причесаны и смазаны чем-то липким, пахучим, запах от них объял всю комнату – и сразу кончился мой праздник, и душа напряглась.

— Так, так, Севастьян не признал своих крестьян. – Он усмехнулся, и в глазах исчезло зеленое, потухли они, поскучнели. На лоб легла усталая ниточка, а нижняя губа чуть припухла, и тут я узнал:

— Мартюшов? Яша?

— Ну вот, познакомились. Для кого будет Яков Васильевич, а для тебя, ладно, Яша...

А я смотрел на него, и радовался, и узнавал все больше, и вспоминал. Я и в школе-то рядом с Яшей сидел – на одной парте, из класса в класс. Он и тогда был

упругий и кругленький, все думали: росту потом не хватит, а он взял да и вымахал, да и весом бог его не обидел.

– Один живешь, не женился? – Яша оглядывал мою комнату и все время устало щурился, как будто был близорукий.

Он и в школе вот так же щурился, и часто дремал, и позевывал на самом скучном уроке – на математике, а если замечал учитель, то не выдерживал: «К доске, Мартюшов! Безобразие...» И он шел к доске, как на казнь. И отвечал Яша так же занудно и медленно, и голосок был с хрипотцой, как у старичка, – и учитель опять страдал.

Зато теперь какие с ним перемены! Я разглядывал Яшу и радовался: и костюм новый, и галстук, и рыжий волос причесан и, видно, лаком прибит в парикмахерской, да и ботинки дорогие на нем, тупоносые, и сам он свеж, как жених. Яша тоже меня разглядывал, и глаза его опять оживали, таилось в них нетерпение.

— Як тебе, землячок, надолго. Может, и заночую. У тебя хозяева не сердиты? – И он прислушался к пианино. – Поди, сидят да играют, а зарплата где-то идет? Так оно?

— Не знаю...

— И я не знаю и ты не знать, никто не знает. – Он засмеялся натянуто и присел на стул. И сразу начал поправлять галстук, вертеть головой, может, галстук мешал, сдавил шею.

— Як тебе с горем, Федорович. В ноги падаю – не гони...

— Ну ладно, Яша. Я не начальник... – Он смутил меня, и я растерялся. Глаза у него изменились. Они смотрели уже сердито, и нижняя губа напряглась.

— Еле нашел тебя. Через паспортный стол. Ты еще холостуешь? Я кивнул, а он рассмеялся.

— Времена пошли, одному – и квартиру!

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 15
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.