Поздний гость

— Нет, нанимаю... Сам, конечно!.. – Я похвастал, не удержался – на все пойдешь ради старых друзей. Да и машинку свою я любил, как близкого человека, а может, и больше. И у Яши глаза тоже блестели, он оживился, поднялся со стула и мерил теперь комнату большими шагами.

— Поскольку в день лупишь?

— Чего?

— Статей-то? – уточнил Яша и стал смотреть изучающим взглядом. А я смеялся, душа ликовала: «Нет, ты, Яша, неисправим. Но куда же ты клонишь?..»

И я похвастался снова, чтобы его подразнить:

– Каждый день по статье! Вот так, Яша, надо уметь... Да в школе – такая работа!

Но он почему-то сник, погрустнел. Опять сел на стул и стал внимательно смотреть на машинку. То ли приценивался, то ли залюбовался. И сказал тихо, чуть слышно:

— Худо работам, Федорович! Я бы тебе премию на праздник не выписал. Надо норму-то вдвое, втрое – тогда еще можно жить... Ну, а как у других?

— У других-то? За неделю статья, только одна статья. – Опять я придумал и даже не рассмеялся, но очень уж хотелось его подразнить, да заодно и выпытать понемножку – чего он хочет, зачем разыскал меня?

— А если машинка сломатся? – спросил он тихим, сдавленным голосом, и опять покраснело, набрякло лицо. Он страдал, волновался, а почему страдал – я не знал и терялся в догадках. Да и зачем ему эта машинка?

— Она и сейчас, Яша, поломана. Буква «о» отвалилась, заедает каретка. Но у меня есть мастер...

— Мастер-то мастер, – повторил Яша и покачал головой. Щеки у него стали напряженные. Он притаился, как для прыжка. – Значит, ты теперь на простое?

— Почему, я в школе работаю.

— Да зачем твоя школа?.. Значит, в эти дни ты не пишешь? – И Яша поднял высоко голову и весь обратился в слух.

— Пишу, пишу обязательно! Я уж так в это дело втянулся – даже во сне лезут строчки, как мураши. Погибаю, Яша, спасай меня от писательства. Увези на рыбалку!.. – Я засмеялся и распахнул створки. Последние лучи солнца выглядывали из-за крыш. На улице было тихо, свежо, как в деревне. Я вздохнул глубоко и зажмурился – -хотелось встать ногами на подоконник и полететь. – Хорошо, Яша, жить! Хорошо...

— Постой, Федорович, не договорили. Тебе люди-то платят?..

— Какие люди? [

— Ну, который в статьях у тебя?

— А за что?! – Я поразился, и все мое настроение пропало. «Может, он уже сумасшедший? Я не знаю, не ведаю, а он уже... Нет, не похоже...»

— За что, за что... – заворчал Яша, и губа его еще сильней оттопырилась. – Зато, Федорович, что ты жизнь у него устраивать, возвышать человека. Жил-жил простой конь да коняга и вдруг – орловского рысака из тебя!.. Хорошо1. Тут не только деньги отдашь, тут родну мать позабудешь. Лишь бы пропечатали да повысили. Так оно, землячок! Слава нынче дороже денег... – Он опять разволновался, покраснело еще больше лицо, и выступил пот.