— Бюрократ ты, Яша! – невольно вырвалось у меня, но он как не заметил.
— Семью я создавал с дальним прицелом. Да и помогли мне в этом товарищи по работе. Они и подсказали мне познакомиться с Нечеухиной Фаиной, которая приехала к нам после педагогического училища.
– Товарищи подсказали? – опять я не выдержал, усмехнулся. Он брови нахмурил и как отрубил:
— Не лезь под руку! Не люблю! Значит, так: я подошел к Фаине после кино и проводил до дома. А вскоре узнал, что Фаина – человек передовой и находчивой. Она читает много педагогической и другой нужной литературы. Как-то... – Он запнулся. Я поднял голову. Он смотрел на меня прямым, ненавидящим взглядом. Его правая ладонь то сжималась в кулак, то разжималась. Я чувствовал: он еле сдерживался. Еще немного – и падут все замки, все запоры.
— Ты, писатель, свою улыбочку убери! Не-хо-ро-шо! – Последнее слово он так и произнес по слогам, потом навалился всей грудью на стол и задышал шумно, с натугой. – И над Файкой моей не скули! Она баба всех мер. А то, что вышла у нас неувязка, то разберемся. Я затем и приехал.
– Зачем, Яша?
– Потом об этом, потом! Знай сиди и пиши! – Он опять мне приказал и понемногу стал успокаиваться. И дыхание у него выровнялось, и глаза подобрели. – Так вот, землячок, запомни. Семья меня всегда выручат. Жена – подмога во всем. В большом и в малом, мелочей у нас нет. Как говорится: жена за оглоблю, а муж – за дугу – и покатила телега. Ну, если уж надо, то нет в колхозе Пушкина другой такой счастливой семьи! Отметь особо, запомни. – Яша от удовольствия даже прищурил глаза. Потом опять начал: – Жена помогат во всем Якову Мартюшову. Иногда она берет с его полочки книги, брошюры и читат ему вслух целы главы по уходу за молодняком, по рациону. А муж в это время на кухне: стучит посудой, жарит и парит... – Вдруг Яша стих и перевел дух. – Устал, поди, Федорович? Ну, посиди покури.
Я достал сигарету и отвернулся от Яши. Меня душил смех. Теперь я понял причину его красноречия. Он, видно, заучивал целые колонки из районных газет. Написали про него, а он заучил. И теперь в голове все перепуталось: где свои слова, а где из газеты. «И все ж забавно: зачем он ко мне пришел, зачем мучит своими рассказами, зачем пыжится, почему?..» Я курил, улыбался, смотрел в окно. Там уже стало синеть, скоро ночь, и потому так нежно пахли цветы. Этот запах поднимался снизу и заходил в мою комнату на третий этаж. Цветы всегда поливали на ночь, и я любил открывать обе половинки окна и так оставлять на всю ночь. Зато как хорошо спалось! Вот и сейчас я думал опять о цветах – и нестерпимо хотелось на улицу. Смех меня отпустил, а вместо него пришла злость. «Почему он сидит и приказывает? И какой голос, манеры – прямо павлин!..» А он вздыхал за спиной и шуршал бумагами.
— Возьми еще, почитай!
— Больше, Яша, не буду, устал...
— Знам это дело. А ты мне, землячок, не завидуй! И про тебя – заслужишь – напишут. А пока сиди и пиши.
— Чему завидовать, Яша?
– Ты не понял еще? Тогда открой эту газетку... Я замешкался, и он нахмурился.
– Читай, читай, не соскучишься. Может, заговоришь по-другому... – И он устало махнул рукой, поморщился, – чего, мол, связаться-то с тобой связался, а толку-то мало.
И я опять подчинился. Статья называлась: «Родители – слово-то какое!». И начиналась статья исподволь, с дальним, хитрым разбегом: «С малых лет ребенок живет под влиянием старших. И этих старших мы называем родители. Отец и мать!.Кто заменит их? Какая любовь на земле естественней, изначальнее? Как от горящей свечи негорящая возжигается, так и детская любовь любовью родительской вызывается. Мама у малыша – всегда самая красивая, папа – всегда самый сильный. Кто не слышал, как дети гордятся своим сходством с родителями. «Я тоже, как мама, люблю шоколад и заварное пирожное», – говорит, к примеру, маленькая Иринка. «Я тоже, как папа, умею водить «Жигули», – хвастается, к примеру, Толик шести с половиной лет. «А я буду пастухом или скотником!» – заявляет всегда Сашенька Мартюшов. И в этом тоже заслуга отца, его
большая работа. Да и кто не знает в колхозе имени Пушкина Якова Мартюшова! И для этого есть причины...» – дальше текст обрывался. У статьи края обтрепались, видно, побывала уже во многих руках, и прочитать конец было теперь невозможно.
— Сашенька – это сын мой! – сказал громко Яша.
— Я понимаю... – И вдруг припомнил опять ту далекую встречу около речки. И Яша снова встал в памяти и сынишка его. Как сидели оба на берегу, молчаливые, смирные, как ловили из воды окуньков. «Неужели время так нас меняет? Или что-то другое? Почему мне его не узнать?..» И тут мои мысли прервались.
— Ну как, земляк, подержал мои паспорта? Теперь будешь Яшку Мартюшова по отечеству?.. А я не возражаю. Давай! – Он захохотал и поднялся. Галстук у него сбился, глаза горели нехорошо. Мне не понравились ни смех, ни глаза его. Да и лицо стало совсем нахальное и довольное, и проступила в нем злость.
— Печать – великая сила, великая! И гордись, землячок! Захочете – и человека поднимете, не захочете – и катись, мелкота!..
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.