«...а теперь день проходит за днем, как в пропасть проваливаются, ни смысла, ни толку. Верчусь в своем колесе, одно и то же, одно и то же. Неужели так всю жизнь, неужели для этого на свет родилась? Родная мать, и та говорит: «Дура, чего тебе надо? Живешь и живи». А я не могу, просто задыхаюсь от одиночества...»
Похоже, автору этого письма еще горше, чем высокой девушке. Но вот ведь какое дело – его прислала молодая женщина, которая в первых строчках так рассказывает о себе: «У меня муж, дочка, квартира, замуж вышла по желанию, все есть, а жизни нет».
Тоска и одиночество – они и семейных не обходят...
Итак, если сравнить положение женщины замужней и незамужней, в целом, мне кажется, существует примерное равенство: в чем-то лучше одной, в чем-то – другой. Говорить о явном и бесспорном преимуществе оснований нет.
Оснований нет, но говорят. Еще как говорят! И не только бабуси у подъездов перебирают косточки. Даже бывалые газетчики – а им ли не знать жизнь! – автоматически ставят знак тождества между понятиями «замужество» и «счастье», походя окатывая жалостливым пренебрежением тех, кто в брачной гонке не преуспел: несчастненькие вы наши!
Вообще замужество нынче трактуется окружающими как крупный и несомненный жизненный успех, незамужество – как затянувшаяся неудача. Любопытно, что разведенная женщина нередко получает у молвы оценку гораздо выше, чем не вступавшая в брак: она все же сумела, достигла, как бы получила некий «знак качества». Экзамен сдан, диплом получен, а что по специальности не работает, это уже детали. Кстати, самые тупые, простодушно-жестокие анекдоты рассказывают про старых дев.
Словом, на лестнице престижа незамужним традиционно отводится низшая ступенька.
При этом, едко высмеивая старых дев, общественное мнение наперекор не только справедливости, но и логике стремится удержать их в этом стародевическом состоянии. Сплоить и рядом одинокой женщине приходится не брать, а отвоевывать свое биологически очевидное право любить и рожать.
Несколько лет назад в ответ на письмо одинокой матери я написал статью в ее защиту, в которой, право же, ничего нового не открыл – прежде всего просто напоминал о ряде положений, уже решенных у нас законом. Я и предположить не мог, как резко разделится читательская почта. Никогда ни прежде, ни потом я не получал столько возмущенных, порой просто курьезных откликов.
Так, женщина с юридическим образованием требовала не защищать бесстыдниц, рожающих вне брака, а, напротив, самыми жестокими мерами оградить законных жен от наглой угрозы со стороны одиноких искательниц приключений. Преподавательница музыки утверждала, что само появление «незаконных» детей на свет есть акт жестокости со стороны матерей по отношению к этим детям – видимо, актом гуманности ей представлялся аборт. Бездетный пенсионер прикидывал материальные убытки от безотцовщины, нимало не смущаясь тем, что миллионы внебрачных детей давно уже выросли, трудятся на благо общества и таким образом через посредство госбюджета частично выплачивают пенсию нашему ревнителю нравственности, столь убедительно протестующему против самого факта их существования.
В хоре негодующих звучали даже голоса коллег по перу. Журналистку Т. Афанасьеву, посвятившую полемике почти целую главу в книге «Семейные портреты» («Молодая гвардия», 1980 год), огорчало не столько внебрачное рождение детей, сколько неизбежно предшествующее ему внебрачное зачатие – не ущемляется ли при этом мораль? Кроме того, опираясь на исследования социологов, согласно которым семьдесят процентов супругов считают основой своего счастья именно семью и детей, оппонентка упрекала меня в том, что я выступаю против воли явного большинства.
Это обвинение кажется мне чрезмерным, хочу оправдаться: я никогда не позволял себе сомневаться, что дважды два четыре и только четыре! Слов нет, полная семья при прочих равных условиях лучше неполной, и цифры, приведенные Т. Афанасьевой, сомнений не вызывают. Но я уверен: если бы те яге социологи с помощью опроса выяснили, в какой квартире хотят жить наши современники, большинство выбрало бы четырехкомнатную в центре с лоджией в парк, а победный процент оказался бы еще более впечатляющим.
К сожалению, жизнь держится не на щучьем велении, тут приходится исходить из реальных обстоятельств. Думаю, что семьдесят процентов не только семейных, но и одиноких предпочитают жить в семье. Предпочитают – и тем не менее живут одиноко и рожают внебрачных детей. Почему же они поступают столь нелогично? Сами себе враги? Да нет – по той же причине, по которой предпочитающие четырехкомнатную квартиру с лоджией в парк живут порой в коммуналке с форточкой на железную дорогу!
Вероятно, миллионы незамужних охотно выбрали бы брак с любимым. Ну, а если никто им выбора не предлагал? Если с кем хочется – нельзя, а с кем можно – не хочется?
Каждый мечтает о счастье и стремится к нему. Но что делать, если реализовать это стремление возможно лишь в условиях, поставленных реальностью? Отложил, хлопотное дело на какую-нибудь следующую жизнь? Нет, люди поступают оптимистичнее и живут вполне счастливо даже в комнатушке с видом на рельсы.
Т. Афанасьева резонно указывает на сложности неполной семьи. Да, в такой семье трудней и матери и ребенку, хотя государство делает многое, чтобы эти трудности уменьшить. Трудно – ну и что? Что предлагает журналистка? Во избежание трудностей не рожать детей? Произвести, так сказать, разделение труда: замужние любят и рожают, а незамужние блюдут себя во имя незамутненности морали и с вымученной улыбкой выслушивают анекдоты про старых дев? Или просто, как говорится, замять для ясности, зажмуриться на проблему, раз пока нет решения, которое в равной мере устроило бы и одинокую женщину и мораль?
Но найдется ли такое решение? И когда? Через двадцать лет? Через тридцать? Но ведь к тому времени высокой девушке будет не 27, а 57 лет, и с ее личной судьбой все будет предельно ясно...
За абстрактно-нравственными размышлениями журналистки четко просматривается одна вполне конкретная идея: пожертвовать высокой девушкой во имя собственного спокойствия. Мучается? Ничего, перетерпит. Пусть неудачник плачет!
Мне эта идея кажется не только жестокой, но и неразумной. Во-первых, одиночество угрожает многим, никто не застрахован: сегодня свидетельство о браке, завтра – о разводе. Во-вторых, если мы пожертвуем одиноким человеком – вдруг и он решит пожертвовать нами, плюнуть на наши интересы, на нормы и правила, оберегающие покой
благополучной семьи? Говорят, сытый голодного не разумеет. В этой пословице не только укор сытому, но и скрытая угроза: не разумея голодного, сытый дает ему моральное право не разуметь себя. А у несчастливого есть много возможностей отомстить за наше к нему равнодушие – ему терять нечего... Так что, заботясь о радости высокой девушки, мы заботимся и о себе.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Политический детектив