Полет на ковре-самолете

Все четыре студии работали под эгидой Художественного театра, но вскоре мы стали совершенно самостоятельными. Первая студия превратилась во второй МХТ, Вторая целиком влилась в Художественный театр, Третья стала называться театром имени Вахтангова, а Четвертая – «Реалистическим театром».

И вот именно в этом театре мне довелось играть Швейка. Спектакль был поставлен очень остро, его антирелигиозный характер был столь подчеркнут, что в Советский Союз пришел протест от Папы Римского.

На одном из спектаклей были руководители правительства, они смотрели, смеялись, а потом сказали, что повода для протеста не видят, и посоветовали нам играть так, как играли.

Потом Реалистический театр возглавил Николай Павлович Охлопков, выдающийся режиссер, подлинный новатор театра.

Много лет спустя я прочитал где-то – в книге или в журнале – не помню, что Охлопков – это вулкан. Постоянно действующий, не знающий передышек вулкан.

Поразительно точное сравнение! С юности, с постановки «массовых действ» в Иркутске и до последних дней жизни, когда мечтал Николай Павлович поставить пушкинского «Годунова» на открытом воздухе, на просторных площадях древнего Московского Кремля, в «декорациях», пришедших к нам через века, был Охлопков человеком фантастической энергии и безмерной выдумки, бойцом и художником, страстно отстаивающим свое, неповторимое видение мира, свое понимание искусства. В Реалистическом театре ставил он Горького, Серафимовича, Ставского, ставил «Мать», «Железный поток», «Разбег», и каждый спектакль становился событием, о котором спорила и говорила вся театральная Москва. Людей помоложе Николай Павлович покорил и увлек блистательными постановками «Молодой гвардии», «Гамлета», «Иркутской истории», «Медеи».

Замечательные образы создал Н. П. Охлопков и в кино: рабочий Василий в фильмах о Ленине, былинный герой в «Александре Невском», Батманов в киноленте «Далеко от Москвы».

Охлопков тоже был одним из тех добрых «стрелочников», которые сыграли огромную роль в моей судьбе.

И именно вспоминая о Николае Павловиче, хочу рассказать об одном из секретов театрального искусства. Хочу рассказать об условных рефлексах в творчестве актера. В качестве иллюстрации приведу прекрасный спектакль «Мать» по роману Горького, поставленный Николаем Павловичем Охлопковым. Мне поручили роль Находки. Оформлял спектакль художник Яков Штофер. В спектакле была сцена, когда Находка выходит из тюрьмы. Штофер сделал железную дверь, а я после нескольких репетиций попросил сделать не одну, а, например, пять таких решетчатых дверей. Мне казалось, что если передо мной одна за одной будут раскрываться несколько дверей, я смогу показать ярче, что это такое – человек выходит из заключения, где от воли он отгорожен далеко не единственной дверью. Художник прислушался ко мне.

И вот Находка выходит из тюрьмы. Тюремщик, гремя связкой ключей и металлическими засовами, открывает одну дверь, затем вторую, третью, вот-вот я буду свободен, и во мне возникает, нарастает какое-то потрясающее душу волнение, выливающееся в слезы от переполняющего меня счастья – я выхожу на волю. Тюремщик отпирает четвертую дверь, наконец, пятую, в это время дают солнечный луч на лицо Находки, скрипки рыдают «Замучен тяжелой неволей», и Находка каждый раз (и сейчас, простите, снова) плачет.

Я плакал каждый раз, выходя из тюрьмы, и всегда зрители встречали эту сцену аплодисментами. Воля... счастье... жизнь начинается снова...

Был однажды случай, когда на вечер после спектакля назначили концерт, и я шепнул тюремщику, который открывает двери: давай, мол, поскорее, я тороплюсь.

Он открывает одну дверь, другую, и снова, я чувствую, возникает волнение, душат слезы счастья, и я забыл уже и о концерте и о том, что я спешу, опять звучат скрипки, луч солнца на моем лице, и снова я зареванный, потрясенный, ошеломленный свободой.

Это воспитанный верный условный рефлекс. Иногда от спектакля к спектаклю он стирается. Но если ты умеешь владеть собой, если у тебя есть волевые актерские качества, то этот рефлекс можно отработать настолько, что ты, и сам того порой не желая, все-таки сделаешь все, что нужно по роли.

А теперь мне хочется вернуться на четыре десятилетия назад. К работе в театре Революции у Алексея Дмитриевича Попова.

Я должен сказать об этом своем наставнике хотя бы несколько слов.

Считаю, что Попов – один из немногих деятелей театра, которые сумели продвинуть дальше систему Станиславского, модернизировав ее в соответствии с требованиями времени.

В театре Революции, где главным режиссером был А. Д. Попов, я сыграл комсомольца Дудкина в пьесе Н. Погодина «После бала» и Лоренцо в спектакле «Ромео и Джульетта».

Затем Попов перешел в театр Красной Армии, и я ушел вместе с ним. Там я сыграл роль председателя колхоза Бесштанько в пьесе А. Корнейчука «Банкир».

Больше я сыграть ничего не успел. Театр уехал на два года на Дальний Восток, я же уехать не мог, потому что был занят в кино – снимался в фильме «Ленин в 1918 году». На съемках этой картины я познакомился с Борисом Васильевичем Щукиным, который и предложил мне перейти в театр Вахтангова, поскольку остался я «бездомным».