Полет на ковре-самолете

– Ну, а вы вот, что бы вы хотели получить от студии?

Я сказал, что хочу играть. И вдруг наступила какая-то трагическая пауза. Бурджалов встал, сказал: «Да-а-а!» – и бросил карандаш, который был у него в руках, на стол. Затем снова сел и прочел мне лекцию о том, что «все хотят играть». Но для этого нужно проявить себя в искусстве, которое в студии еще только начинается. Артисты – основатели студии – жалованье получают только за выездные спектакли, которые они до сих пор играют в различных районах Москвы. Средств у студии нет, жалованье вновь принятым не платят.

— Вам придется где-нибудь работать и принимать участие в организации создаваемой студии. Что вы умеете?

— Все! Только электричества боюсь.

— А полы мыть сможете, окна мыть умеете?

— Это все умею. – И рассказал, что до актерства в Вязьме я был литографом и работал в типолитографии.

— Так позвольте, – сказал Георгий Сергеевич, – стало быть, вы умеете писать печатными буквами?

— Умею, – ответил я, – и всевозможными шрифтами.

— Так мы найдем вам работу в студии и будем немного за нее платить.

В Четвертой студии мне довелось работать с пришедшим к нам в качестве художественного руководителя Михаилом Михайловичем Тархановым, выдающимся актером, ярчайшей и своеобразнейшей личностью. Необыкновенная доброта, необыкновенная честность Тарханова меня буквально покоряли. Он никогда не жалел усилий для того, чтобы помочь артисту. Искусство педагога заключается в том, чтобы уметь делиться своими секретами, и Тарханов не таил свой опыт, не щадил себя, чтобы передать молодежи те знания, что накопил за свою творческую жизнь. Наш наставник так помогал артисту, что тому казалось, будто это он сам все сделал и нашел, между тем как вся работа строилась на подсказке Михаила Михайловича. Это и было то, о чем не уставал напоминать Владимир Иванович Немирович-Данченко: «Режиссер умирает в актере».

Почему я об этом вспоминаю? Артист, к сожалению, далеко не всегда способен поделиться тем, что знает, чувствует, умеет. И если он – ваш партнер, если играет вместе с вами в одном спектакле, то вовсе не обязательно, что он раскроет перед вами все свои секреты.

Я был свидетелем такого случая. Режиссер Леонид Андреевич Волков ставил спектакль «Человек с, портфелем» Файко. И вот он однажды что-то подсказал одареннейшему актеру. Тот ему неожиданно ответил:

— Я вам не верю.

— Почему? – изумился Волков.

— Вы сами играете в этом спектакле, какой же вам смысл подсказывать мне, чтобы у меня было лучше, чем у вас?

Такое случается. Артисты порой сомневаются, что им верно, точно подсказывают. Но и у меня и у моих партнеров не было никаких сомнений, когда своими секретами делился Тарханов.

Михаил Михайлович всегда говорил своими словами – не прописными истинами. Он никогда не сказал бы, что ты, мол, теряешь чувство меры или что-нибудь в этом роде. Когда артист переигрывал, он замечал: «Ты хорошо играешь, но за троих». И актер понимал, что переборщил, и в конце концов начинал отыскивать ту меру выражения, которая и есть правда.

Здесь самое время напомнить молодым читателям одну из страниц истории отечественного театра.

Когда труппа Художественного театра вернулась из продолжительных гастролей по Америке, руководители театра стали внимательно знакомить-. ся с работой четырех своих студий, чтобы пригласить в МХТ наиболее интересных и перспективных актеров. Однако на общем собрании артисты разных студий Художественного театра высказали пожелание сохранить свои ансамбли.

Владимир Иванович Немирович-Данченко сказал в тот день: «Пусть будет прекрасная гамма колоколов в созвучии Художественного театра». Но один из актеров, выступавших на собрании, предложил иное решение: «Давайте будем все-таки звонить своими колоколами».