В конце концов я согласился. И с 1938 года работаю в театре имени Евгения Багратионовича Вахтангова.

Начало было обычным. Меня ввели в уже сложившийся, крепко сбитый спектакль «Без вины виноватые». Я сыграл Шмагу, сыграл, как меня убеждали, неплохо, и... И с тех пор началась моя учеба.

Я никогда не стеснялся признаться, что многого не знаю, поэтому всегда старался быть максимально внимательным к замечаниям режиссеров и своих партнеров по сцене, старался учиться. Мне опять повезло чрезвычайно – я работал с Рубеном Николаевичем Симоновым, талантливейшим, умнейшим режиссером. Сила Симонова, как мне представляется, заключалась в том, что он был не только режиссером, но и актером. Рубен Николаевич умел и рассказать и показать. Он умно и тонко подсказывал актеру, вел его по роли, и подсказка эта, оплодотворенная фантазией, творчеством актера, позволяла точнее прочесть замысел автора, расширить, обогатить его. Но если исполнитель не принимал подсказку, Рубен Николаевич не настаивал, не диктовал свою волю, он позволял актеру остаться при собственном мнении.

Выдающийся режиссер, Р. Н. Симонов был не только очень деликатным человеком, но и тончайшим актером. Он чувствовал вашу мысль, движения души, внутренние порывы и отзывался на малейшие изменения, вносимые вами в рисунок роли. В «Ревизоре» он играл Хлестакова, а я Землянику. И стоило мне только как-то иначе посмотреть в его глаза, намекнуть на что-то своим поведением, интонацией, движением, как он мгновенно реагировал. Земляника в том спектакле надевал на себя всевозможные медали и знаки отличия, и однажды, проходя мимо Хлестакова, я выпятил грудь, как бы стремясь привлечь его внимание к моим регалиям. Тотчас же Хлестаков – Симонов заметил это и с изумлением, завистью и восторгом произнес: «О!» Этого «О!» у Гоголя нет. Симонов понял, что Земляника в этот момент жаждет, чтобы он, Хлестаков, увидел все его регалии, и, поняв это, реагировал так, что в зале раздались аплодисменты.

Для актера очень многое значит драгоценное «чувство партнера». Но это чудесное взаимопонимание нередко устанавливается далеко не сразу. Порой начинаешь «чувствовать» партнера не на репетициях и даже не на премьере, а только после нескольких спектаклей, когда в роли третьего – и весьма важного – участника разговора появляется зритель. Партнер сказал что-то, ты ответил, зрительный зал отреагировал на эту реплику, и вот тогда ты начинаешь ощущать, что между тобой и партнером возникает творческий контакт.

Роль зрительного зала в театральном искусстве переоценить невозможно. Соучастие зрителей в действии и придает театру ту неповторимую привлекательность, ту магическую силу, что всегда манит людей к Софоклу, Еврипиду, Шекспиру, Островскому.

Без публики трудно проверить спорные места в постановке, трудно проверить, особенно в комедийном спектакле, смешна или не смешна та или иная реплика. Владимир Иванович Немирович-Данченко говорил, что, пока не придет публика, проверить комедийные места не может никто, даже самый одаренный режиссер. Только реакция зрителей показывает, на верном ли вы пути. Очень трудно, например, ставить Шекспира. Читаешь его комедию, и она вовсе не представляется тебе смешной, но стоит вынести ее на сцену, как публика бурно реагирует и в тех местах, в которых, как тебе казалось, нет ничего смешного.

В отличие от писателя, кинематографиста или художника, которые, создав произведение, навсегда расстаются с ним, актеры каждый вечер создают свое «театральное произведение» заново. Мы можем уточнять и видоизменять свой творческий замысел, мы творим на глазах, в присутствии зрителей, мы можем иначе, не так, как виделось прежде, подойти к своей работе. И я сейчас ту или иную роль играю совсем не так, как год назад. Я даже на прошлой неделе играл не так, как сегодня. Появляются новые штрихи, детали. Возникают какие-то изменения, не заметные порой ни твоим партнерам, ни режиссеру. А мне это заметно, мне это видно. Вот сегодня не там моргнул партнер, и мое, так сказать, игровое самочувствие немножечко изменилось. Он дотронулся до носа, и я тоже реагирую на это.

Думаю, что эти неизученные моменты актерского мастерства и являют собой те секреты, те реальные крупицы опыта, которые и надо передавать молодому актерскому поколению. Когда ты все время играешь, когда ты на сцене, то есть чем поделиться. Но, по моему глубокому убеждению, задача педагога заключается не только в том, чтобы сообщить молодым некий комплекс профессиональных навыков. Настоящий педагог должен воспитывать молодых, формировать в них гражданственность, уважение к старшим и к младшим, истинно творческое отношение к своему долгу.

Что дал мне тот или иной образ?

Прежде всего хотел бы оговориться, что актеру, к сожалению, не всегда удается создать образ. Чаще артист играет роль. Между образом и ролью есть существеннейшая разница. А образ возникает только в том случае, когда твое отношение к герою совпадает с авторским, когда твоя собственная фантазия оплодотворяет то, что дал тебе автор, и к тому, что заложено в тексте, ты прибавляешь что-то свое, собственное. От этого авторский текст, в котором ты, разумеется, не меняешь ни слова, становится несколько иным. Ко мне не однажды подходили Николай Погодин, Александр Корнейчук и говорили:

– Николай Сергеевич, далее и не подозревал, что я это написал...

Когда я слова автора превращаю в свои собственные, когда я вкладываю в текст что-то свое, тогда автор становится мне близким, и мы вместе создаем образ. Он мне помогает выразить мои мысли. А я своим решением раскрываю замысел автора.

Не помню, кто сказал, что слово «да» можно написать лишь единственным образом, а произнести – в тридцати интонациях. Знаю только, что это – о театре.

Каждая роль – ступенька к будущим ролям. Каждая новая роль – реализация прошлого опыта, вбирающего в себя все, что ты освоил, понял, осознал. Опыт накапливается постепенно, и с годами в чем-то уже легче жить в искусстве, если ты глубоко, серьезно, трудолюбиво работаешь над ролями, которые тебе поручаются. И в то же время – труднее, ибо уточняются твои критерии, строже становятся требования к самому себе.

Да, любая роль – результат всего сыгранного тобою прежде. Это правило. Но было в моей жизни одно исключение.

Несколько лет я руководил в ГДР театром группы Советских войск. Мы поставили «Незабываемый 1919», где я сыграл роль Ленина. Владимир Ильич появлялся на сцене на несколько минут и произносил всего несколько слов. Готовясь к спектаклю, я выезжал в Москву, на «Мосфильм», чтобы сделать грим и парик.

Когда я вернулся в Москву, то показал фотографию – я в роли Владимира Ильича – Рубену Николаевичу Симонову. Режиссер посмотрел внимательно и сказал:

– Будем возобновлять «Человека с ружьем». Вы будете играть Ленина...

Я испугался:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.