Обычный ход жизни в доме старого тагильского токаря Михаила Егоровича Флорентьева нарушился. Прихлынули неожиданные тревоги, волнения, хлопоты: племянник Флорентъевых Никаша, почитаемый в семье за сына, уезжал на целинные земли.

Озабоченный, возвращался с работы дядя Михаил. Запершись в комнате, где издавна стоял домашний токарный станочек, мастер готовил Никаше инструмент, укладывал его в походный железный ящик.

И тут дядя Михаил размышлял о юной судьбе.

Никаша жил в семье Флорентъевых с пеленок. Его отец Петр, младший брат Михаила Егоровича, медеплавильщик, был послан в 1930 году в сибирское село Перимово двадцатипятитысячником и там погиб под кулацким топором. Вместе с ним погибла и его жена Клавдия, мать Никаши. С тех пор прошло более двадцати лет. Родные дети Флорентъевых были уже отцами и матерями, возле старого токаря и его жены Павлы Филипповны оставался один Никаша, у которого тоже не было других родных. И этот парень за немногие годы своей жизни словно бы пережил всю долгую жизнь Флорентьевых.

Никаша умел чудодейственно резать металл, и он же превосходно знал танки, их броню и так же знал тракторы, свободно разбирался в сталях. Юный Флорентьев сопровождал старого токаря в народный Китай, куда тот ездил обучать мукденских рабочих советскому искусству резать металл. Обширность ума и разносторонность технической мысли дяди Михаила передались Никандру Флорентьеву. В этом отношении Никаша был слепком со старого токаря.

Никандр начал работать на заводе, рядом с дядей Михаилом, подростком во время войны. Но и после войны он не оставил завода, хотя закончил десятилетку с серебряной медалью.

После службы в армии молодой Флорентьев поступил на заочное отделение университета, на биологический факультет, и продолжал работать токарем. И снова он стоял рядом с дядей Михаилом.

В нем пробуждался свой Флорентьев.

Не раз старый токарь думал о брожении юной крови и боялся, что Никаша слишком смело и рисково отказывается от обычного пути молодых людей, видевших всю вселенную в ореоле инженера. И все же молодой Флорентьев шел, куда - то шел упрямо, своею дорогой.

В конце концов дядя Михаил должен был признать, что крылья эпохи отрастают у детей быстрее, чем у отцов. Конечно, юношеская летательная снасть не так прочна поначалу, но крепость ее достигается в действии. И вот смелые сердца бросаются в волнующее пространство, летят!...

Несколько дней в доме Флорентъевых было шумно: приходили к Никаше товарищи с разных заводов, также едущие на целину, пели, танцевали, жарко спорили. Дом старого токаря вбирал в себя часть волнений всего города, его заводов, взбудораженных новизной. Затем эта шумная волна прошла, и Флорентьевы проводили предотъездные вечера вместе, собравшись в столовой. В те вечера говорились слова проникновенные.

Расхаживая по комнате, дядя Михаил напутствовал Никашу и всячески испытывал его.

Молодой Флорентьев сидел на табуретке и подшивал пробковые подошвы к новым валенкам. Это был громоздкий, крупнолицый парень, молчаливый и глазастый. Флорентьевы от роду шли рослые, большой крепости, и столь же они были замкнуты, даже мрачноваты. Не все это присутствовало в молодом Флорентьеве: глаза его смотрели на мир открыто и доверчиво, чувствовалось, что его сердце бьется свободно, ровно и ему хорошо стучать в могучей грудной клети Никаши.

Поглядывая на племянника, тетя Павла припоминала, каким был он, когда дядя Михаил привез его на самолете прямо из Перимова от колхозника Улыбышева... В этой комнате на столе тетя Павла бережно извлекла из полушубка теплый сверточек. С замирающим сердцем она развернула его. Сибирский гость спал. Он был крошечный и слабый; проснувшись, сразу же заплакал и свернулся калачиком... И вот Никашенька - уже сильный мужчина и едет куда - то в заснеженные, бесприютные степи, едет на большое, народное дело.

- Ты объясни толком, что тебя взбунтовало? - строго спрашивал дядя Михаил.

Комсомольская путевка Никаши дрожала в его руках, и каждая черточка вздрагивала на широком монгольском лице.

Никандр некоторое время размышлял.

- Видишь ли... - начал он медлительно. - Говорить я не мастер... Одним словом, я счастлив, что могу с удовольствием и много работать руками и что советская молодежь навсегда ограждена от тех страшных уродств, которые появляются из презрения к материальному труду... вот к этому, что делает валенки, пряжу, табуретки...

- Уж больно ты учено говоришь, Никашенька, - пожаловалась тетя Павла.

Старый токарь допытывался:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.