- Видишь ли, Никаша, - продолжал Усов, - главное, вправить этого парня в дисциплину графика: развинчен и, кажется мне, блудлив.
- На руках носить не буду, - уточнил Никандр.
Усов засмеялся:
- Ну, конечно. Целина не детская площадка...
Возле дощатого клуба плясали. По кругу шел в замысловатом колене лихой коренастый парень с широкими, вывернутыми ноздрями. В толпе восторженно ахали, а танцор уже шел турманом. Затем круто, с маху он сел прямо в грязь и поехал каким - то неизъяснимым способом, без участия рук и ног.
- Никаша, Никаша! - кричал восторженно Вадим, протискиваясь через толпу. - Это пляшет твой напарник. Вот парень! Герой, мой идеал... Фамилия удивительная - Ноздря. На нем татуировка - боги всех религий мира нарисованы. Правда!
Возле Флорентьева стоял Тимошенко и говорил:
- Что ж, Никаша, расстаемся до зимы? Значит, в бой? Ну и мы не отстанем: вернетесь на усадьбу - все улицы будут готовы. Точно!...
После обеда началось движение в степь.
Четыре поезда вагончиков и машин потянулись с усадьбы, каждый на свой участок. Железные подошвы тракторов печатали мокрую, но упругую землю, пробивая на ней первые следы - ясный рисунок будущих дорог. В вагончиках жарко горели печи, продолжалось веселье. Сидя за рулем трактора, Никандр Флорентьев был строг и спокоен.
Кулундинские степи знали немало пришельцев, но оставались целинами.
Приходили сюда кочевники казахских племен Большого Джуса и смертно схватывались с племенами Среднего Джуса, содрогали землю топотом копыт... Во времена Великого голода двигались к этим целинам переселенцы в последней надежде; они достигли рек Иртыша и Оби, но в Кулунду не добрались, и она осталась в их воображении, как Жар - птица...
Шли сюда и скотоводы Барабы с Сибирского каторжного тракта в поисках хлеба...
Русский царизм делал на Кулунду большую ставку. Бесконечную переселенческую лавину двинуло самодержавие в Кулундинскую нешевеленную степь. Здесь, как и в других диких местах России, должны были возникнуть по замыслу Столыпина крупные капиталистические хозяйства - опора и спасение пошатнувшегося трона. Столыпин сам приезжал в Кулунду: сгонял кочевников с целин, насаждал хутора, заливал кулацкие хозяйства золотым дождем; его руками было заложено в степи гнездо мироедов - Славгород. Дьявольская энергия этого «аграрного Бонапарта» вызывала изумление во Франции и Англии, ею были покорены русские меньшевики и эсеры... Плоды столыпинской реформы оказались чудовищными: она принесла голод 1911 года, охвативший 30 миллионов крестьян. Не стали исключением и кулунданскле хутора: они были поражены страшным классовым распадом, эксплуатацией, обнищанием, пауперизацией... Колчак продолжил столыпинщину и проводил ее еще более свирепо, чем царь, - шомполами и кровью. Тогда кулундинские хутора восстали. Мироеды бежали из своего гнезда в Омск, а в Славгороде открылся многолюдный съезд Советов. Руководили славгородским восстанием и съездом Советов питерские рабочие - те, что поднимали коростелевские целины. Оказалось, что посланцы Петрограда не бросили Сибирь и не отказались от ленинской идеи. Единодушно съезд выразил свою верность ленинскому декрету о земле. Колчак расстрелял съезд Советов в полном составе - во главе с президиумом, секретариатом, мандатной комиссией, включая и вестового съезда, семилетнего мальчика, что разносил бумаги и квас по делегатским скамьям. Два месяца шла по хуторам поголовная порка крестьян шомполами...
Когда вернулась Советская власть за Уральский хребет и укрепилась, не найти было в Сибири места более горячего, чем Алтай, а на Алтае - Кулунда. Классовые схватки перекатывались по степи из конца в конец. Кулачество на Алтае было отъявленное до наглости и организованное исстари: до Советской власти оно создало свою сильную кооперацию - потребительскую, маслодельную, сельскохозяйственную и кредитно - финансовую; имело свои съезды, было связано с банками, вело самостоятельную торговлю с Китаем. У него были свои политические кадры - эсеры и сибирские областники, которые повсеместно возглавляли кулацкую организацию, владели типографиями, издавали журналы.
Не так просто оказалось сокрушить эту самую дикую, самую страшную кулацкую силу.
Кулундинская степь, где было много сельских предприятий: крупных мельниц, маслобоен, крупорушек, - знала батрацкие стачки, борьбу со штрейкбрехерами, кулацкие локауты; и знала она свирепый сговор посадить Советскую власть на голодный паек - хлебную стачку кулаков в 1926 году.
Только с рождением колхозного строя было покончено с сибирской Вандеей.
Все это прошлое, но не забытое; имело ли оно какое - либо отношение к тем, что пришли поднимать кулундинскую целину теперь? Они, может быть, и не хотели думать об этом. Но они творили историю, и она заставляла думать.
Еще до того, как начала строиться усадьба Кулундинского зерносовхоза, Никандр Флорентьев, как и другие, работал некоторое время где придется - на железной дороге, в колхозах. И там живо открылось ему прошлое, в котором он увидел своего отца.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.