Петр Егорович Флорентьев участвовал на Славгородском съезде Советов как представитель рабочих Урала и имел совещательный голос. Сразу же по открытии съезда он был уполномочен съездом в числе особой группы делегатов ехать в приборовые села и формировать там повстанческие войска. В одной деревне он был схвачен, но бежал; в другой ему пришлось произносить речь с петлей на шее - его чуть было не повесили. Он убедил мужиков, клятвенно заявив, что рабочий класс Советской России сам, без капиталистов, даст деревне плуги и другие машины для подъема целины. Тут же, у старой березы, на которой еще болталась обрезанная веревка, деревенский сход решил ковать пики и послать на съезд Советов свою делегацию. Но было уже поздно... Затем Петр Флорентьев ушел в алтайскую партизанскую армию... Через двенадцать лет он вернулся в ту деревню, где его некогда вешали, в колхоз, двадцатипятитысячником. Это и было Перимово.

Трагическая судьба медеплавильщика Петра Флорентьева была как бы начертана на груди самой земли. Деревни Перимово уже не существовало на Кулунде: она была сожжена кулаками дотла в ночь гибели двадцатипятитысячника Флорентьева. На пепелище колхоз отстроил новое село, и оно называлось Флорентьевкой.

Все было родное, до боли близкое сердцу.

Сидя за трактором, Никандр Флорентьев переживал удивительное чувство. Ему казалось, что уже давно, очень давно он пашет эту крепкую землю и что она любит его и рассказывает ему свои глубинные тайны.

Темное, холодное небо висело над землей, и все из него текла вода, смешанная со снегом и ледяной крошкой; свистел ветер, потом начинала кружить шалая пурга - такой была первая борозда Флорентьева. Впереди с вехой стояла Ирина; направляя трактор на ее неподвижную фигурку, то появляющуюся, то исчезающую в потоках снега, Флорентьев прислушивался к земле; никакой гул не мог заглушить того, что он слышал и чувствовал: земля вздрагивала, яростно хрустела; временами казалось, что кто - то живой рычит вслед трактору, под плугами; широко открытые, завороженные глаза Вадима видел Флорентьев; сын поэта был бледен, губы его шевелились, и словно из - под его рук бурлил и кипел холодным кипением агат поднятой земли; молодой Флорентьев понимал Вадима и чувствовал, как в нем самом все сильнее и сильнее раскручивается какая - то пружина и высверливает, выгоняет этот агатовый поток откуда - то из темной глубины на поверхность.

И что - то тревожное витало вокруг... После цехов завода Никандру было странно непривычно не видеть товарищей, хотя он знал, что они рядом и их тракторы гудят где - то близко...

И вдруг все преобразилось, словно кто - то поднял занавес. Влажное, теплое, лучистое солнце стояло над степью, и открылась ее необъятная ширь. Даль была нежно зелена и полна движения. Куда хватал глаз, до самого горизонта уходили тракторы, разливая черные потоки пахоты, и вся степь казалась изумрудным полотнищем, на котором тракторы - челноки медлительно ткут необыкновенный узор.

- Никандр, вперед! - кричал Вадим. - Целина - наша!

Трактор шел вдоль бесконечной лесопосадки - грани, за которой оставались колхозные целины. Когда Никандр прокладывал первую борозду, эта лесопосадка была замельтешена снегом и еле виднелась. И что же видел теперь Никандр? Это были сплошь яблони, и они цвели, буйно, густо, словно бы на них все еще лежал снег.

(ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ).

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.