Силуэты
В коридоре горела свеча. Медный шандал, укрепленный в круглом проеме над дверью, после инспекторского смотра коменданта Петропавловской крепости, генерал-лейтенанта Сорокина, приказано было почистить, но свечи оставались прежние, и копоть, оседая на тусклый блеск чищеного металла, с треском летела от огня. Неизбывный запах сырости — куртина подходила к самой воде, — горящего воска, нагара смешивался с острым ароматом дегтя и табака; в затхлой атмосфере куртины витал характерный дух казармы. Тускло блестел шандал, трепещущий огонек только сгущал мрак. Обычно света прибавлял печной огонь, но сейчас дрова прогорели, изразцы почти не 'излучали тепла, угли, багрово мерцавшие еще полчаса назад, почернели, потухли...
Часовой с кряхтением встал, отвел железную шторку на двери камеры.
— Пишеть, — сказал часовой вполголоса, — пишеть, бисов сын.
«Ваше превосходительство, милостивый государь Александр Федорович», позвольте мне обеспокоить ваше превосходительство следующими почтительными просьбами: 11 января нынешнего года издатель «Русского слова» г. Благосветлов заказал мне для своего журнала срочную работу, и 20 января г. Благосветлов доставил господину Полковнику Сабанееву те книги, русские и иностранные, которые необходимы мне для выполнения указанной работы. Я просил господина полковника передать мне эти книги и получил от г. полковника ответ, что об этих книгах послан запрос в канцелярию господина военного генерал-губернатора. 1 февраля я снова виделся с Благосветловым и узнал от него, что от г. военного генерал-губернатора уже прислано разрешение выдать мне эти книги. Тогда я снова обратился с просьбой к г. полковнику, но г. полковник ответил мне, что он не имеет разрешения от вашего высокопревосходительства. Вследствие этого я имею честь убедительно просить ваше высокопревосходительство о разрешении иметь у себя необходимые книги, доставленные г. Благосветловым...»
Маленькая фигурка заключенного дрогнула, и он повернул к часовому стриженую рыжую голову. Часовой отпрянул, шторка с железным скрежетом опустилась, тяжелым стуком отозвался приклад, ударивший в каменный пол.
— Пишеть, — еще раз сказал солдат в темноте, доставая кисет.
«...Теперь, ваше превосходительство, следует вторая моя просьба. 7 января нынешнего года я просил г. Спасского исходатайствовать мне у г. военного генерал-губернатора позволение читать «Московские ведомости» за текущий год. 11 января г. Благосветлов, привез это позволение к г. Сабанееву. Когда я стал просить г. полковника о том, чтобы мне было предоставлено право пользоваться этим позволением, то г. полковник ответил мне, что он не имеет разрешения от вашего превосходительства. Вследствие этого я имею честь убедительно просить ваше превосходительство о дозволении читать «Московские ведомости» за текущий год. С глубочайшим уважением имею честь быть вашего высокопревосходительства покорный слуга Дмитрий Писарев».
Усмехнувшись, узник мгновение помедлил и, макнув перо, приделал к четкой подписи широкую наглую завитушку.
Писарев был арестован 2 июля 1862 года, как автор революционной прокламации. Инженерный генерал Сорокин доносил рапортом непосредственно Александру II о заключении обвиняемого в государственном преступлении кандидата С.-Петербургского университета Дмитрия Писарева в каземат Невской куртины...
Революционная ситуация 1859 — 1861 гг. не привела к революции. Силы реакции возросли. В обществе произошло ясно видимое расслоение. Летом 1862 года в связи с массовыми пожарами в Петербурге начались широкие репрессии, направленные против демократической, революционно настроенной интеллигенции.
«Студенты жгут» — этот слушок, пущенный, возможно, не без участия III Отделения, был на руку реакции. К сожалению, даже весьма неординарные люди поддались его влиянию. Например, известен такой факт: Ф. М. Достоевский лично приезжал к Чернышевскому, чтобы просить его «прекратить пожары»!
Лето в столице стояло бесконечно сухое, жаркое, душное, пыльное. Над городом висела пепельная туча — пожары не прекращались. Как горел Апраксин двор — огромный рынок, городское торжище, представляющее собой многоквартальный конгломерат деревянных будок, прилавков, закутов, лотков, теснящихся один на другом! Полиция неистовствовала. Обыватель, сидя на узлах и глядя на скачущие с трубным гласом пожарные обозы, злобствовал и дрожал...
1862 год стал поворотным для Писарева. Поворотным во всех отношениях. Он выплеснул наружу весь поток необузданных писаревских страстей...
Писарев переживал личную драму — ему отказала невеста, Раиса Коренева, двоюродная сестра, с детских лет воспитывавшаяся в доме Писаревых. Она выходила замуж за Е. Гарднера, их общего знакомого, отставного офицера без определенных занятий. Гарднер был полнейшим ничтожеством, но высок, статен, имел великолепные усы, красивейший голос и всем видом своим, как говорили, чрезвычайно напоминал незабвенного государя Николая Павловича. А Писарев был мал ростом, рыж, быстр, и усы у него толком не росли. Рабская влюбленность в Кореневу, поразительная в человеке, являвшемся воплощением внутренней свободы и независимости, довершала неудачу, но он не желал примириться с тем, что не может привязать к себе любимую женщину, и умолял Кореневу отложить замужество. Отказ был окончательным.
Писарев решил действовать кардинальными средствами и состряпал такое письмецо:
«Милостивый государь, Евгений Николаевич!
Как Вы легко можете представить, я вовсе не рад тому, что вы женитесь на моей двоюродной сестре. Не имея высокого понятия о вашем уме и характере, я просто считаю вас за дурака и за фата и со свойственной мне откровенностью выражаю вам это мнение. Я выражал его и другим, говоря по поводу вашей свадьбы русскую пословицу: «Не в коня корм». и варьирую ее иногда так: «Не в осла корм».
Получив это письмо, вы не будете знать, что с ним делать. Я укажу вам три образа действия:
1. Или вы можете спрятать это письмо в карман, притвориться, как будто вовсе его не получали. Можете даже повеликодушничать со мною, оставаясь в прежних отношениях, и даже видеть меня шафером на вашей свадьбе.
Во 2) вы можете вызвать меня на дуэль, и я буду к вашим услугам.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Роман. Окончание. Начало в № 12