Писарев

В 3) вы можете донести на меня 3-му отделению, и меня посадят под арест.

В первом случае мне будет приятно знать, что вы проглотили непозолоченную пилюлю. Во втором мне приятно будет сорвать зло на вас или на себе. В третьем мне будет приятно, что вы сделали подлость. Во всяком случае мне приятно подлить каплю горечи в ваше незаслуженное счастье, которое дается вам на долю только потому, что теперь весна пробуждает чувственность женщин и усыпляет мозговую деятельность.

Предупреждаю вас, что я оставил у себя копию с этого письма и, когда мне вздумается, покажу ее кому мне угодно.

Если бы я вас уважал, я не написал бы этого письма. Письмо это, в сущности, не дерзость, это только откровенно выраженное мнение. Если вы с ним согласны, то проглотите пилюлю и смолчите, если паче чаяния не согласны, то протестуйте. Мы даже можем назначить. Можем даже затеять диспут, в котором я буду доказывать, что вы дурак и фат: вы же можете утверждать совершенно противоположное.

Готовый к услугам вашим Д. П.»

Перед этим чудовищно хамским письмом стоял эпиграф: «Дуракам счастье».

Получив подобное послание, дворянин неизбежно вызвал бы обидчика на дуэль. Однако Гарднер трусливо оттягивал ее, выдвигая различные предлоги, что не помешало ему на квартире Писарева, без свидетелей, ударить его хлыстом. В отместку Писарев подстерег Гарднера на вокзале и тоже ударил его хлыстом, но уже в присутствии многочисленных зрителей. Но дуэль не состоялась — сама Коренева употребила все свое влияние на Писарева из боязни потерять мужа...

В середине мая 1862 г. в Петербурге появилась прокламация «Молодая Россия» — самая яркая революционная декларация того времени, обещавшая уничтожение всей императорской фамилии и в случае сопротивления императорской партии. Молодежь и армия призывались к восстанию. Пожары, о которых мы упомянули, начались почти одновременно с появлением воззвания. Неудивительно, что власти постарались связать одно с другим.

Вот письмо министра внутренних дел П. А. Валуева управляющему III Отделением А. Л. Потапову:

«Сегодня решено, что университет не будет открыт, кроме математического факультета (в Петербургском университете проходили серьезнейшие волнения студентов, кончившиеся правительственным закрытием университета. — И. Т.), воскресные школы закрыты по всей империи до преобразования их, отделы помощи студентам будут закрыты, и журналы «Современник» и «Русское слово» приостановлены на 8 месяцев».

«Современник» Некрасова и Чернышевского и «Русское слово» представляли такую опасность для правительства, что решение об их «приостановлении» ставилось в ряд с важными государственными мерами «успокоения».

Россия лишилась прогрессивных изданий, Писарев — средств к существованию, на которые он содержал мать и сестру.

Благосветлов писал:

«Первое впечатление еще слишком живо и во рту слишком горько, чтобы рассказывать подробно об этом факте. Значение еще не взвешено нами, последствия впереди, на руках так много дела, что я ограничусь одним простым извещением о предательствах Головнина (министр народного просвещения, в ведении которого находилась печать. — И. Т.) и шалостях Ва- луева. Оба они — ребята тертые и знакомые с бюрократическим иезуитизмом. Соединив предупредительную цензуру с карательной, они изобрели кнут о двух концах — не тем, так другим, не по литературе, так по карману литератора можно стегнуть в любое время, но во взаимном соглашении двух ослов. Ни суда, ни объяснения, а так просто взяли и запретили два журнала на 8 месяцев».

Оба редактора, Чернышевский и Благосветлов, посетили Головнина. Сын великого русского адмирала принял их по одиночке:

— Я советую считать издание конченным и ликвидировать это дело.

В то же время догадливый Сорокин представил Потапову «опись помещений для лиц, предположенных к арестованию». 38 камер Петропавловки оказались занятыми, но еще целых 30 — совершенно свободными! Энергичный комендант брал обязательство в двухнедельный срок подготовить еще 33. Только вези!

Генерал Потапов наложил на «опись» многозначительную резолюцию: «Иметь в виду».

Писарев оказался между небом и землей. На допросах он объяснял свое авторство полным крахом личной жизни. Дескать, требовалось вылить желчь и высказать свое «фэ» окружающему. Не подумал о последствиях, молод еще. «Я, действительно, человек впечатлительный и сильно увлекающийся», — с изумительной непосредственностью уверял Писарев следственную комиссию, письменно отвечая на предложенные ему вопросы.

Эта тактика никого не обманула. Не обманула и «высокий суд» Сената, председателя суда, тайного советника М. М. Карниолина-Пинского, и членов оного, не обманывают и сегодняшних читателей и поклонников мыслителя-материалиста. Написанные и опубликованные статьи Писарева представляют его как убежденного противника старого государственного устройства, всех рутинных форм его жизни, страстного проповедника освобождения личности, прогресса, всеобщей свободы. Писарев «краснел» на глазах.