— Не вздумай при нем произнести слово «господи», Иван, – заметила Юлия, – он сразу же посчитает тебя скрытым клерикалом.

— Мне кто-то говорил, что он в юности хотел стать ксендзом, – сказал Грыбас.

— Пилсудский тоже хочет стать марксистом, – усмехнулась Юлия.

— Нет, а правда Феликс хотел стать ксендзом? – спросил Иван.

— Правда. А когда понял, что его первая любовь равнодушна к нему, думал стреляться, – мягко улыбнулся Винценты.

— Как Горький, – сказала Юлия.

— Тот стрелялся от горя, – заметил Грыбас.

— А разве безответная любовь не горе? – изумилась Юлия. – Огромное горе.

Винценты покачал головой:

— Любовь к работе революционера неприложима.

— Винценты, – сказала Юлия, – если вы когда-нибудь скажете такое там, где собираются мои подруги, вам перестанут верить.

— Почему?

— Потому что революция – это любовь.

8

Шевяков вошел к Глазову под вечер. Был полковник рослым, литым, в лице – постоянная озабоченность, редко сменявшаяся быстрой улыбкой, которая на миг делала лицо простецким.

— Что у вас, Глеб Витальевич? – спросил он отрывисто. – По Дзержинскому новостей нет?

— Жду, Владимир Иванович.

Шевяков прошелся по кабинетику, заложив руки за спину, хрустнул суставами, скрыл зевоту, присел на подоконник, вдохнул всей грудью июньский, в липовой кипени воздух, глянул на огни ночной Варшавы и сказал:

— Тоска у нас с вами, а не жизнь.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• …
• 17
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.