Смутившись хриплого голоса, она заставила себя улыбнуться:
— Это иногда со мной бывает.
— Чахотка, – тихо сказал Дзержинский. – Давно?
— О нет, что ты! Это не чахотка. Простуда.
— Так. Туда поедешь ты. Я остаюсь.
— Феликс, ты же подчиняешься решению партии... – Юлия снова осторожно откашлялась, сохраняя при этом улыбку на мучнистом лице, и смотреть на это было до того больно, что Дзержинский отвернулся к окну.
Юлия тронула его за руку:
– Мне очень неловко перед тобой. Прости, пожалуйста, Феликс.
Возница остановил коней и пробурчал:
— Эй... Приехали. Юлия торопливо сказала:
— Здесь надо быстро, Феликс. До встречи. Дзержинский, по-прежнему не глядя на нее, пожал ее руку,
потом взял ту, которой она держала его голову, поцеловал ладонь и молча вышел.
...В корчме Казимира Новаковского было, как всегда, шумно, пьяно, смешливо – какие только люди не собрались в этом маленьком, приграничном с Пруссией польском местечке! Контрабандисты, спекулянты, коммивояжеры, вертевшиеся вокруг международных поездов, пьянчужки, охотники, жандармы из корпуса, отвечавшие за пограничную стражу, картежники с каменными лицами и манжетами из сероватого целлулоида.
Дзержинский тоже был здесь.
Связник пришел в одиннадцать.
' В одиннадцать двадцать семь Дзержинский пересел к нему за столик.
В одиннадцать пятьдесят они пересекли запретную зону.
В одиннадцать пятьдесят семь тропу, по которой они шли, перегородили четверо: в руках поблескивали длинно отточенные ножи.
— Деньги, барахло, какое под куртками намотано, кидай к ногам, – сказал тот, что стоял в тени – маленький, худенький, по голосу подросток. – Шум поднимете – перья пустим под ребра.
— Денег нет, – сказал связник. – Что ж на своих-то, братья?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ с загадочным сюжетом, или Комсомольские сцены в трех основных актах, но при девяти действиях и во множественном числе