Дзержинский поднялся с маленькой, свежеоструганной скамеечки, когда сквозь длинную, безбрежную шеренгу кладбищенских крестов увидел Альдону, Юлию и Винценты.
Альдона заметила брата, как только он поднялся со скамейки, бросилась к нему, обняла, прижала к себе.
...Месяц в рассветном небе таял быстро, и казался он радужным, растекшимся, и Альдона осторожно притронулась к глазам Феликса такими же, как у него, тонкими пальцами, и они опустились на скамейку возле могилы и помолчали, потому что, когда есть что-то сказать, слов сразу не сыщешь.
Почувствовав, что Альдона сейчас снова заплачет, потому что слишком быстро, словно целуя, бегали глаза сестры по его лбу, по запавшим щекам, по ранней паутине морщинок в уголках сильного, красивого рта, Дзержинский обнял ее.
— Ну, ну, – попросил он, – не надо, пожалуйста, Альдонусь.
— Они ищут тебя... Они кухарку все время спрашивают, дворника...
— Ну и пусть себе ищут, пускай себе.
— Феликс, родной... Что же с тобой сделали, боже мой?! Тебе можно дать сорок лет, а ведь двадцать пять всего...
— Шесть...
— Что?
Дзержинский сжал ее руки.
— Сестры и братья всегда забывают возраст друг друга. Мне двадцать шесть, в августе...
— Феликс, не сердись на меня, милый! Подумай, пожалуйста, не о моих детях, не о наших братьях Игнасе и Владысе, о себе! Ты же самый маленький у меня, я маме обещала заботиться о тебе. Я обещала маме. – Альдона не смогла договорить, подбородок ее задрожал.
— Альдонусь, родная... Мама в нас бессмертна, она дала нам душу, в которую вложила любовь. Сердце мое разрывается от мысли, что я приношу тебе горе, потому что тебе кажется, будто я иду неверно. Но я верно иду, я ведь хочу отдать свою любовь униженным. Ты же веруешь, Альдонусь, и на проповедях говорят об этом, но там лишь говорят, а я делаю...
Альдона кивнула на могильный камень.
— Разве ты жив после его смерти, Феликс? Ведь он как брат тебе был.:. Разве я жива? Отчего ты унижаешь меня тем, что я ращу детей, слышу их щебет, а ты исходишь кровью в тюрьмах?
— Альдонусь, тучкам надо ночевать на груди утеса, – шепнул Дзержинский. – Тучкам-странникам нужна опора.
— Тучки, Феликс, кончаются весенним дождем, прошли – и нет их...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.