И когда она касается моей головы теплыми руками, сердце у меня падает куда-то вниз...

«Там опять твой кавалер дожидается», — говорит каждый раз толстая женщина, Клавдия Семеновна: ее зеркало — напротив входа в салон, и она всегда меня первой выглядывает в очереди. Таня ничего не отвечает, но, знаю, хмурится, потому что не любит меня подстригать и старается сделать так, чтобы я к ней не попал. Только я внимательно слежу за очередью и пропускаю кого-нибудь вперед себя и потому все равно оказываюсь в ее кресле. «Привет!» — говорю небрежно и смотрю на Таню в зеркало. «Здравствуй! — сухо отвечает она моему зеркальному отражению. — Чего пришел? Тут и стричь-то нечего!» «А ты меня подровняй, — вежливо прошу я. — Вон как того...» — и показываю глазами на молодого красавца с нарисованной на голове прической. Таких красавцев и красавиц здесь, в салоне, полно — все стены завешаны, только я не видел еще ни одного человека, который вышел бы отсюда хотя бы приблизительно похожим на них. И хотя я показываю на красавца Тане уже шестой или восьмой раз, она оглядывается, смотрит недоверчиво на портрет и сердито замечает: «У тебя другой формы голова». «А ты исправь мой природный недостаток с помощью своего искусства», — парирую я тоже в шестой или восьмой раз. Работающие в зале женщины улыбаются, а Таня краснеет и злится. Когда она злится, ее ножницы начинают промахиваться, и это мне выгодно, потому что они не столько срезают, сколько просто причесывают — значит, я недели через две снова приду сюда.

Сегодня очередь в мужской салон оказалась длинной: передо мной еще шесть человек — какой-то парень с облупленным носом, читающий толстую книгу, и несколько пенсионеров, у которых и стричь-то нечего, но я уже знаю, что именно они сидят дольше всех и строго следят за тем, чтобы их обслуживали, как написано в «Правилах».

Мастера не очень любят с ними возиться, а Таня, наоборот, предпочитает подстригать пожилых людей, и они тоже стараются попасть к ней. Так что мне на этот раз сильно не повезло и нужно набираться терпения.

Мы сидим на жестких стульях и разглядываем друг друга. Потом я пересаживаюсь на удобное место, откуда видно, как работает Таня. Она прямо вся светится, и руки у нее порхают над очередной лысой головой. И сердце мое заранее падает в пятки...

— Привет! — говорю я, плюхаясь в кресло.

— Здравствуй! — отвечает она, улыбаясь. — Хочешь, я сделаю тебе прическу, как вон у того красавца?

Я даже теряюсь от неожиданности и молча подставляю шею под простыню, которой она собирается меня укрыть.

— Ну, хочешь? — переспрашивает Таня, задерживая руки на моих плечах.

— Нет! — возражаю я хриплым голосом и откашливаюсь. — Мне нравится, как у того...

Я показываю на жизнерадостную физиономию какого-то дебила, подстриженного под монаха.

— У тебя же не хватит волос для «горшка»! — смеется Таня. Потом наклоняется и шепчет на ухо: — А мне сегодня прислали огромный букет пионов. С твою голову каждый!

— Таких не бывает! — говорю я.

— А вот и бывает! — возражает она и поправляет простыню у меня под подбородком. — И записка еще со стихами. Наконец я догадалась, кто это все делает!

— Ну, и кто же? — спрашиваю я, замирая.

— Евгений, вот кто! — шепчет Таня. — Он ужас сколько стихов знает!

Евгений — тот самый студент, о котором говорил Владька. Длинный, малахольный парень с мечтательными глазами. Лицо у него очень бледное и худое, словно он только вышел из института питания, где полгода лечился голодом. Его квартира — на одной лестничной клетке с Таниной, и он беспардонно пользуется своим территориальным преимуществом.

— Будет он тебе на свою стипендию цветы покупать! — усмехаюсь я и хочу еще кое-что добавить поязвительнее, но Таня наклоняет мою голову.

— А ты песенку Пугачевой «Миллион алых роз» слышал? — спрашивает она, щелкая ножницами.

— «Жил-был художник один»? — мычу я.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.