Ноктюрн

— Привет твоему студенту! — говорит язык помимо моей воли. — Пусть он попросит у мамы на мороженое.

— Нет, ты совершенно невозможен! — обижается за студента Таня и медленно отходит от скамейки, давая мне возможность что-то еще сказать. Но я упорно молчу, и она вскоре исчезает за углом здания.

И сразу становится темно, словно, уходя, она выключила свет на улице. Ветер трогает кусты за спиной, на асфальт откуда-то деловито выпрыгивает троллейбусный билетик и, покрутившись, прилепляется к моему ботинку.

Я нагибаюсь, пересчитываю цифры — ну, конечно же, несчастливый! И я кладу его в карман — пусть полежит там, не зря же он меня разыскивал...

Когда тебе тошно, во всем начинаешь находить какой-то смысл. Вот и билетик этот...

Может, если я его с собой возьму, все наоборот случится — Таня в театр не пойдет и вообще?..

В скверике двора меня ждет истомившийся Владька.

— Ну что же ты? — шепчет он укоризненно, помаргивая близорукими глазами. — Я уже все приготовил, а ты... Они скоро выйдут...

Он хороший парень, Владька! Маленький, тщедушный, с косящим взглядом. У него длинный остренький носик, и он умеет им шевелить, как и ушами. Мы познакомились год назад в школе, когда его, проигравшего «американку», заставили чистить зубной щеткой унитаз в уборной. Он послушно чистил, а ребята вокруг ржали от удовольствия. Я за него заступился, и мне крепко наподдавали за то, что полез не в свое дело. Но я отбился, и Владька с того дня стал мне верным товарищем. А потом оказалось, что Таня — его сестра. Вот какие совпадения бывают в жизни!

Сейчас он очень переживает из-за того, что Таня идет в театр со студентом Евгением. По-моему, даже больше, чем я. И оглядываясь на дверь подъезда, он торопливо излагает свой хитроумный план. Вариантов у него несколько. Первый: он подходит к ним, спрашивает, не забыл ли студент билеты, — тот, конечно, лезет в карман проверять, Владька вырывает их и рвет на мелкие кусочки... Не годится? Тогда второй вариант: он бежит в подъезд, выкручивает пробки, и они застревают в лифте. На полчаса. «А если там будет кто-нибудь еще, он-то почему должен страдать? — спрашиваю я. — Так нечестно».

Владька задумывается на мгновение, соглашается и тут же предлагает следующий вариант, самый кардинальный: на лесах, что с внутренней стороны арки, строители оставили ведро с краской. Если дернуть за веревочку, которую он уже подвязал к ведру, краска выльется на студента, и тому придется возвращаться домой. «Но ты обольешь краской и Таню!» — говорю я. «Ну и пусть! — безжалостно решает он. — У нее есть еще платья, а у него только один костюм. Я проверял. Он должен будет идти в химчистку; без штанов в какой театр его пустят? А потом мы еще что-нибудь придумаем». Если честно, мне такой вариант нравится. Я представляю себе, как именно все произойдет, когда Владька дернет за веревочку... Нет, студента мне нисколько не жалко — он просто будет наказан по справедливости за то, что воспользовался хорошим настроением Тани. Только во всем этом есть что-то подленькое, и я решительно говорю Владьке: «Нет!» «Зря! Эх, Саша, зря!» — вздыхает Владька и начинает от расстройства грызть какой-то прутик. И больше мы на эту тему не разговариваем, потому что из дверей подъезда выходит Таня, поддерживаемая под руку взволнованным студентом.

Она оглядывается на скамейку, где я обычно сижу вечером, потом внимательно осматривает двор, но кусты акаций надежно укрывают нас.

Я слышу, как стучат ее каблучки по асфальту.

У арки она останавливается и снова оглядывается. И я, почти счастливый, иду домой, а сердитый Владька, прощаясь, спрашивает:

— Завтра снова, да?

— Да, — говорю я. — Снова!

Завтра я встану в 6 часов, поеду на участок дяди Васи убирать двор, ругаться с машинной командой, если она, конечно, приедет за контейнерами, помогать уборщицам подъездов настилать картонки у лифтов, а потом съезжу на рынок и куплю самый красивый букет, который найду там. Владька отнесет его Тане, отдаст, ни слова не говоря, и увидит счастливую улыбку на ее лице. И пусть она идет сегодня в театр с этим студентом, пусть думает, что цветы — от него. Все равно она когда-нибудь догадается, что он ни при чем, потому что я видел, как она оглядывалась, ища меня глазами во дворе, и знаю, что в театре тоже будет думать о том, куда я вдруг подевался... Через две недели я приду в салон красоты, Клавдия Семеновна, улыбаясь, скажет громко: «Там опять твой кавалер дожидается!» И все будут понимающе улыбаться, а Таня притворно нахмурится, посмотрит на меня в зеркало, укутает простыней и коснется легкими теплыми пальцами моей головы...

Все-таки хорошо, что я не выбросил троллейбусный билетик, который хотя и считается несчастливым, но не зря прицепился ко мне на аллейке. Если бы не он, Владька обязательно бы дернул за веревочку, или выкрутил пробки в подъезде, или разорвал бы билеты на глазах у Тани...