Ночной пасьянс

Григорий Глазов| опубликовано в номере №1498, октябрь 1989
  • В закладки
  • Вставить в блог

Они стояли, глядя друг на друга: Щерба, прищурясь и что-то соображая. Скорик — ожидающе.

— Садитесь, картошка стынет, — сказал наконец Щерба, возвращаясь к столу. — Ну? Рассказывайте.

Калитка во двор Бабич была открыта. — начал Скорик. — Я поднялся по крыльцу на веранду. Сразу почувствовал запах свежей краски. Подергал дверь — заперта. И тут меня окликнул Верещак: «Эй. товарищ, куда?! Там покрашено! Заперто тут, вход у них со двора через кухню. А вы к кому?» Я двинулся назад, но нагадить успел прилично: на полу хорошие следы моих ног... Объяснил ему, кто я и зачем приехал. Он повел меня к себе. Допрашиваю его, а сам на туфли поглядываю: жалко, ацетоном мыть придется. Поймал он мой взгляд и говорит: «И вам не повезло, и мне. Первый раз покрасил, а на следующий день был у них какой-то гость, видно, чужой, не знал, что с веранды хода нет, ну и полез, как вы. Второй раз сегодня пришлось покрывать». Закончил я допрос, мысленно перебираю, не упустил ли что-нибудь, и тут меня кольнуло: а когда он первый раз красил? «Ульяна давно просила меня обновить. Все подходящей краски не было. А тут выбросили. Купил, значит. Во вторую пятницу месяца было, ко мне как раз из телеателье приезжали гарантийщики, забирали в ремонт». Угадываете, Михаил Михайлович, о чем я подумал?

— Угадываю, угадываю, — буркнул Щерба.

— Вторая пятница — это четырнадцатое. И человек, наследивший в субботу, был чужой, не знал, что вход со двора, полез на веранду... Ну, закончил я допрос, попросил у Верещака какую-нибудь старую обувь. Дал он мне разбитые кеды, на два номера больше. Я переобулся, свои туфли в газету завернул... Вот и все... Да, я еще взял у Верещака этой краски в баночку из-под майонеза.

— Вот это вы правильно сделали.

— Как считаете, зацепились мы?

— Во всяком случае, есть чем заняться, — неопределенно ответил Щерба.

Прошло не две недели, как рассчитывал Щерба, а три. Откуда-то натянуло набрякшие сизые тучи, медленно, низко ползли они над городом, то в одном его районе, то в другом вдруг срывался дождь. Похолодало. Даже днем было хмуро, серо.

Позавчера получили заключение экспертизы: краска на ворсе коврика из «Лады» Окпыша, из баночки, привезенной Скориком, и на его туфлях имеет общую групповую принадлежность. Щерба понимал, что подобное заключение могло играть роль лишь косвенную, в совокупности с другими доказательствами.

Сценарий допроса Романца Щерба и Скорик. проговорили накануне. Сейчас, ожидая Романца, Щерба думал, что за время, истекшее с момента первого допроса, Романец, если версия их чего-то стоит, получил возможность успокоиться и как-то подготовить себя к следующей встрече в этом кабинете. Думал Щерба и о том, что обыск в его квартире спустя столько времени уже ничего не даст. По сообщению оперативников, ничего необычного в его поведении не было...

Романец опоздал минут на пятнадцать, извинился, сославшись на какую-то срочную работу. Внешне он никак не изменился, был спокоен, не сетовал, не возмущался, будто давал понять: «Я понимаю, это неизбежная формальность, рад помочь, чем смогу, надеюсь, что пробуду тут недолго».

Он ждал, что следователь придвинет к себе бланк протокола допроса, возьмет ручку и приступит. Но тот сидел, откинувшись в кресле, потом вдруг спросил:

— Как самочувствие Ульяны Васильевны?

Такое начало было несколько неожиданным, Романец шевельнулся в кресле, посмотрел на Щербу, ответил:

— Плохо. Безнадежно. Это уже второй инсульт.

— Сочувствую, — покивал Щерба. — Она знает, что с предполагавшимся наследством произошла ошибка?

— Какая ошибка? — Романец бросил руки на колени, словно хотел привстать.

— Разве вы не в курсе дела?

— Нет... Что за наследство? — спросил Романец, вытирая лоб платком. — Душно у вас.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены