Что и говорить, блокнот, который дал ей Сережа, был истинным чудом. Умел капитан Камушкин вести дознание — ясно, точно, с неумолимой твердостью. Люба никогда не видела того гражданина Бочкина С. А., содержателя детской подпольной дискотеки, а он вставал из Сережиных быстрых записей как живой — во всей отвратительной красе.

Он, видно, был, этот Святослав Александрович, подлецом по призванию. Уяснив, что от него хотят, стремительно пошел в «сознанку» (только прошу это зафиксировать в протоколе, товарищ капитан!). И потом щедрыми горстями стал сыпать перед Сережей сверкающие бесстыдным предательством факты... А это ведь тоже надо «уметь» — заметить в людях столько плохого.

Люба уже несколько раз пролистала блокнот... Материал имелся — это факт. Но вот какой — неизвестно! Так биологи, вынув из пучин морских глубоководную сеть, рассматривают див и страшилищ: а кто они и зачем?.. Только одна фамилия мелькнула: Свинцов — тот парнишка, у которого был тир в виде человеческих фигур и самодельный, «пападельный» пистолет. Теперь он будто бы стал верховодить в целой компании ребят... Ну и что?..

Сюда же примыкал и такой факт. Некто Демин (по имени его никто никогда не звал) отлупил одного из приятелей Свинцова. История эта кончилась ничем... Почему? То ли Свинцов затаился (и тогда можно что-то предполагать). То ли Демин, как считает Бочкин, действительно угрюмый, неприятный парень.

Но ведь оценки гражданина Бочкина никак не следует принимать за объективные. Вообще за те, которым стоит верить.

И все-таки Люба уверена была: вот среди этих сорока — пятидесяти ребят, что толклись около Бочкина, и был тот самый...

Домой она вернулась поздно. Еще и потому, что шла не торопясь, выбрав дальнюю окольную дорогу по высоковольтной трассе. Ей хотелось проветрить мозги от раздумий своих детективных... Вот тебе небо и вот дорога. И все!

Верно: ее работа требовала решительных и стремительных действий. Но требовала она и полной неторопливости. Люба думала, что лучше уж медлить, чем делать приблизительное, так называемое «почти правильное». Очень дорого оно потом обходится!

Дома, переодевшись в простой и свободный сарафанчик, она вышла на улицу. Еще не дойдя до сарая, она услышала, что мать доит. Причем заканчивает, потому что струйки били не о ведро, а попадали в густую и пышную молочную пену. И от этого получался такой прекрасный звук, который никакими словами не передать, а только вот надо остановиться у раскрытой в хлев двери и слушать...

Почувствовав Любин взгляд, мать обернулась к ней — такая в меру усталая, но больше умиротворенная, какой и следует быть хозяйке по вечерам:

— Снеси там под колодец...

Люба понесла ведро по мягкой узенькой дорожке между гряд, поставила его в жестяную детскую ванну с холодной водой. Накрыла ведро крышкой и сверху положила камень — чтоб уж, как говорится, ни кот, ни кошка...

Иногда ей казалось, что она хочет выполнять только вот эту простую крестьянскую работу. И больше ничего, и больше никогда ничего в жизни. И так прожить до самой старости. И иметь мужа, спокойного, работящего, которого можно побранить, что слишком задержался у товарищей под субботу с воскресеньем.

И потом сидеть на крыльце совсем старой бабушкой и смотреть, как жизнь уходит куда-то вдаль.

Она вздохнула от этих мыслей, как ото сна, и пошла опять к матери.

На веранде они разлили молоко из второго ведра по банкам — для тех дачников, которые приходили вечером за парным. И тут же сели ужинать сами — молоком да хлебом со свежим вареньем.

Мать пододвинула кружку, чтобы Люба налила еще:

— Говорила тут Пономарева Татьяна... Помнишь ее?

— Тетя Таня?.. Конечно!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 22
• 23
• 24
• 25
• 26
• 27
• 28
• 29
• 30
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.