– То есть как это не тот?
– Ты играешь какую-то роль, Володя, и сам не замечаешь, как при этом фальшивишь.
– Какую роль? – Я старался говорить как можно естественней.
– Не притворяйся. – Она посмотрела на меня и тут же отвела взгляд. – Я не знаю, какую. Только чувствую, что здесь что-то не так. По отдельности мелочи, а в сумме... Книга, которую ты принес. Это предлог, я сразу догадалась. Догадалась, что это как-то связано со смертью Сергея. Не знаю как, но связано. Ты ведь об этом не из газеты узнал, верно?
Я не нашел, что ей ответить.
– Ты знал об этом раньше, до того как пришел сюда. А вчера... Я не хотела этого говорить. Вчера кто-то рылся в шкафу, на полках. Если ты что-то искал, почему не сказал, не спросил? И еще: где ты раздобыл адрес библиотеки? В городе десятки библиотек, откуда ты узнал, в какой из них я работаю? Ты сказал, что прочел адрес на штампе, но в доме нет книг с библиотечными штампами. Я хорошо это помню, а когда пришла, специально проверила...
Ночь разоблачений, начало которой часом раньше положил Вадим, продолжалась. Нина исполнила свое желание внести ясность и сделала это предельно убедительно. Все, о чем она говорила, было справедливо. За исключением обыска. К нему-то я не имел никакого касательства.
– Вчера я еще сомневалась, а сегодня... У нас на работе хранятся подшивки старых газет. Я просмотрела все, где есть объявления о размене квартир...
Она могла не продолжать – я прекрасно понимал, чем должна была закончиться такая проверка, – но Нина довела свою обвинительную речь до конца.
– Твоего объявления там нет, – сказала она. – Молчишь. Значит, я права... – Секунду-другую она еще ждала ответа, потом безвольно опустила плечи. – Помнишь, ты читал мне про Ричарда Львиное Сердце? Он скрывался от врагов. А ты? От кого скрываешься ты, Володя?
Что я мог ей сказать? Что завидую Ричарду, твердо знавшему, где друг, а где враг – пусть беспощадный, пусть могущественный, но конкретный, зримый и осязаемый.
– Я хотела тебе верить, хотела... – Голос ее дрогнул. – А ты лжешь даже в мелочах...
Ее глаза наполнились слезами. Однажды я уже видел, как она плакала, но сейчас причиной был я, а это совсем другое дело.
– Не надо, успокойся...
– Я устала. Я запуталась и перестала понимать, что происходит. Помоги же мне... Не молчи, скажи что-нибудь!
– Ты мне нравишься, – вырвалось у меня как бы помимо воли, и хотя более неподходящий момент для признания трудно вообразить, я повторил, чувствуя, как с души спадает ноша, которую таскал с тех самых пор, как впервые увидел Нину. – Ты мне очень нравишься...
Очевидно, это были единственные слова, способные пробить брешь в разделявшей нас стене взаимного недоверия.
– Я боюсь, – прошептала она. – Мне страшно, Володя...
– Это пройдет, пройдет, – сказал я, очень смутно представляя, что имею в виду: ее страх или свое бессилие помочь ей от него избавиться. – Вот увидишь, все будет хорошо.
– Володенька, я хочу знать правду. Даже самую тяжелую, самую жестокую, слышишь?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Так говорят о себе многие молодые матери, чей труд организован по месту жительства