И все-таки я верю…

Давайте посмотрим, как начался наш век. Пробежим по нему. Пробежим быстро и поверхностно, нарочито легкомысленно, потому что у нас нет времени останавливаться на важных вопросах; нам нужно только посмотреть, ну что вообще случилось с людьми за эти шесть-семь десятилетий.

В былые, стародавние времена наступление каждого нового века сопровождалось мрачными предсказаниями страшного суда и гибели человечества. Совсем не то произошло на рубеже XIX и XX веков. XX век был открыт в обстановке торжества, восторга и самых оптимистических прогнозов. Об атмосфере его открытия можно судить по газетам, журналам и рисункам того времени, ибо кинохроника не успела запечатлеть момента, когда была, так сказать, перерезана ленточка XX века.

Предполагалось, что предстоит век великих достижений демократии, разума, торжества справедливости. Технике тоже отводилось немалое место.

В самом деле, почти одновременно на рубеже двух веков появились автомобиль, самолет, дирижабль, радий, рентген, сакахрон, пулемет, телефон, электролампа, граммофон с пластинками, кино, шрапнель, так называемый беспроволочный телеграф, то, что вскоре неправильно было названо словом «радио», и т. д. и т. д.

Делалось множество технических прогнозов. Фантасты работали не менее плодотворно, чем работают сегодня. Сейчас немножко смешно смотреть на гравюры тех времен, которые изображают громадные города под стеклянными колпаками, толпы людей, которые, сияя улыбками, приветствуют друг друга: на дирижабли, которые причаливают прямо к балконам, на потрясенных супругов Кюри, которые отшатываются при виде громадного куска сверкающего радия; на не менее потрясенного Рентгена, который видит консервный ключ в желудке у человека. Или, скажем, на сияющих господина с пышной бородой и усами и даму, которые разговаривают по телефону, полные восторга и изумления. Смешно смотреть и на более реалистическое изображение, скажем, первых автомобилей, которые наводят панику среди кур и прохожих.

Моды начала XX века были прекрасны. Женщины ходили в длинных-длинных платьях, до самой земли. причем эти платья были так узки, что они еле могли переставлять"ноги. Более смелые или, скажем, более вульгарные из них делали разрезы до колена. Шляпы носили огромные. Они держались на голове при помощи таких же громадных булавок со специальными наконечниками, чтобы не выколоть глаза соседу в толпе. Мужчины носили соломенные канотье, бороды и усы. Дамы носили пышные бюсты, приподнятые корсетом, и выразительные, эффектные «зады».

Я опоздал всего на несколько дней к началу века, могу считать себя его современником. Опоздал и, тем не менее, помню первый автомобиль, который увидел на улицах Москвы, помню и первый увиденный мною самолет.

Вот как это было у нас. В Москве на ипподроме должен был состояться показательный полет французского авиатора Пегу. Об этом много писали газеты и шумели все. Отец взял меня и старшего брата на ипподром. Входной билет стоит рубль — сидячее место, пятьдесят копеек — стоячее. Отец заплатил по полтиннику.

Ипподром был битком набит роскошной публикой. Дамы, затянутые своими узкими платьями, семенили ножками. Кавалеры держали их под руку. Городовые таращили глаза.

А посредине ипподрома, посредине бегового поля стояло странное сооружение из бамбука, каких-то палочек и холста. Непонятно было, как это сооружение может полететь. Около сооружения стояла группа людей, в том числе авиатор в кожаной куртке, сам Пегу. Он прощался с механиком, целовался с кем-то, махал толпе рукой. Ему махали в ответ. Потом ему подали стремянку, и он полез наверх. Там висел стульчик, рядом с мотором, висел прямо в воздухе. Он уселся на этот стульчик, примерился. Стремянку убрали. Несколько раз повернули винт.

Это продолжалось долго. Все что-то не ладилось. Наконец что-то затрещало, затарахтело, задымило. Сооружение затряслось на месте, потом вдруг поползло, поползло и оторвалось от земли. Я ясно помню этот момент. Раздался вопль восторга и ужаса. Дамы метнулись настолько, насколько позволили им длинные узкие юбки; кавалеры подхватили их, держа одновременно свои соломенные канотье.

А самолетик все поднимался: на метр, на пять, на десять, может быть, даже на двадцать. Он сделал разворот, он полетел вокруг бегового поля. Он стал приближаться к трибунам. Вопль достиг уже какой-то космической степени.

Он сделал два круга, потом сел. Толпа хлынула к самолетику, окружила его. Пегу подняли на руках. Летели цветы. Его несли. Он махал приветственно руками, сиял.

Вот так состоялся первый полет в Москве.

Ну, а потом появилось кино. И прочно вошло в жизнь человечества.

Вот так начался XX век.

Самодовольное торжество этого века продолжалось всего тринадцать лет. На четырнадцатом году разразилась первая мировая война. Она разразилась внезапно, ее никто не ждал. Даже за месяц, даже за две недели до ее начала она считалась невозможной.

Не будем спорить, кто был виноват. Все были виноваты. Для нас важнее, что эта война, в общем, была кустарной при всех своих огромных масштабах. Новейшие изобретения, технические, научные открытия были в ней использованы слабо. Люди истребляли друг друга при помощи ружей, пулеметов, артиллерии; гноили друг друга в окопах. И только к концу войны появился танк, который использовал уроки автомобилестроения, появились отравляющие вещества иприт и хлор, которые, в общем, слабо использовали достижения химии. Эта гнилая, окопная, пулеметно-ружейная война унесла семь миллионов человек. В общем, это не так много для огромной планеты. В конце концов, грипп, который разразился после первой мировой войны (он носил тогда название испанки), унес двадцать миллионов жизней, то есть почти в три раза больше, чем война.

Вдобавок на войне погибали «солдатики». «Солдатики». Никто из владык мира, никто из тех, кто затеял войну, никто из тех, кто командовал этой войной, в общем, не пострадал. Это была война, еще похожая на прежние войны, хотя по характеру гораздо более жестокая и массовая, охватившая действительно значительную часть мира.

Самой большой неприятностью для капиталистического мира было то, что в результате этой войны возникла Советская Россия. С нами боролись при помощи разнообразных интервенций, но справиться не удалось. Советская Россия осталась.