И все-таки я верю…

Странное и непонятное поколение. В них бродит дух протеста, и в то же время они с завистью глядят на действительно великолепные вещи XX века. А некоторые и крадут эти вещи. Крадут автомашины и бросают их где попало, разбиваются в этих автомашинах. Совершеннейшие дети.

Но только ли они виноваты в том, что живут вот так, а не иначе?

Они живут в такой атмосфере беспрерывного натиска секса и смерти, что трудно их винить. Этот секс, эта смерть льются со всех экранов, со страниц журналов, из каких-то дешевых порнографических изданий, каких-то бандитских изданий. Повсюду на громадных стендах пистолеты, револьверы, трупы, убийства, обнаженные тела и секс, секс, секс, эротика, которая входит в их жизнь, буквально как только они начинают видеть окружающий мир.

Преступление тоже помолодело. В среднем оно помолодело лет на десять за последние тридцать лет.

Во многих странах капиталистического мира можно видеть этих мальчиков и девочек, еще несовершеннолетних, но уже убийц, уже участников коллективного изнасилования, уже наркоманов.

Украли машину, угнали, разбились. Один убит, двое ранено. А вот он — похититель — плачет в полиции, размазывая по лицу сопли, слезы и кровь.

Преступление страшно помолодело. И действительно помолодела наркомания. ЛСД принимают совсем юные существа. Все это так.

Почему это так? Откуда, действительно, этот цинизм? Почему молодежь растерянно глядит в мир?

А что происходит в окружающем их мире?

А в этом мире в это время одновременно со стремительным накоплением орудий массового истребления человечества происходят достаточно нелепые вещи, ибо мир взрослых проявляет генеральную озабоченность только в одном направлении — в направлении войны. И в то же время очень важные вопросы, связанные с дальнейшим существованием нашей цивилизации, в общем, беспокоят только отдельных специалистов и какие-то отделы ЮНЕСКО.

Ну, например, все знают, что нефти осталось на сорок, на пятьдесят лет, но строят автострады,

производится гигантское количество автомашин, вся жизнь перестраивается под автомобильно-самолетный способ существования, как будто бы человечество рассчитывает только на автомобиль и на самолет.

Известно, что истощаются ресурсы питьевой воды. Реки отравляются моющими средствами, всевозможными химикалиями, отбросами производства, а между тем моющих средств производится все больше, все больше строится химических заводов, все больше внедряются в жизнь всевозможные пластмассы и искусственные материалы. И одновременно вырубаются леса.

Процессы развиваются параллельно: с одной стороны, накопление смерти, с другой — ничем не контролируемое истощение ресурсов планеты, а с третьей — стремительное нарастание численности человечества, которое ускоряет истощение ресурсов планеты и не учитывается стратегами при производстве нового оружия.

И вот в этой обстановке тревоги мне хотелось бы сделать ряд новелл про эту молодежь, ряд кусков, которые мне сейчас еще трудно предложить в конкретной форме. Но во всяком случае, эти короткие кусочки, кратчайшие новеллы, всего по две. по три минуты, должны быть связаны со всем тем, что переживают люди сегодня.

Это новеллы про ту молодежь, которая с недоумением смотрит на мир в шестьдесят восьмом году, которая понимает, что ей уготована уже какая-то неизвестная ей, но, во всяком случае, очень сложная судьба. И молодежь не хочет мириться со странностями нашего времени, и, кстати, ее не устраивает также это благополучное существование людей, преуспевающих буржуа, которые погружены в устройство своих квартирок, уход за своими машинами, погружены в свой аккуратный, размеренный быт, такой приличный, такой комфортабельный, так прочно связанный со служебным положением, с материальным достатком и степенью продвижения по лестнице карьеры. Она потому и носит бороды, длинные волосы и обтрепанные брюки, что не хочет походить на типичных представителей старшего поколения. Не хочет, а вместе с тем приходится, потому что жизнь есть жизнь, она диктует свои законы и втягивает молодых в свою мясорубку.

И вот уже сын писателя Стейнбека, человека гуманного, беспокойного и, как нам казалось, честного, сражается во Вьетнаме, один из четырехсот тысяч американских карателей. И я полагаю, что сын Стейнбека считает себя правым. Ему кажется, что он отстаивает демократию и даже свободу.

И отец-Стейнбек едет к сыну как турист, ему разрешают выстрелить из пушки. Он летит на самолете и восхищается элегантной и слаженной работой экипажа. Кстати, ему ничто не угрожает, потому что у вьетнамских партизан нет ни зенитной артиллерии, ни истребителей.

Кто же виноват в этом падении? Виноват ли сын Стейнбека в том, что его отец под конец жизни благословил насилие, которое мало чем отличается от практики гитлеризма, или все-таки отец-Стейнбек и его сверстники, которые редактируют газеты, пишут, работают на телевидении, на радио, сидят в канцеляриях президента, заседают в сенате, что эти люди виноваты в том, что Стейнбек-сын стал тем, чем он стал?

Поглядим в глаза этой молодежи, послушаем, что они говорят. Я бы закончил картину тем, что говорит эта молодежь в Англии, во Франции, в Германии, в Швеции. Когда они сидят на скамейке или смотрят в реку, стоя на мосту, прижавшись друг к другу; когда они уходят с концертов «Роллинг стоунз», которые так не нравятся взрослым; когда они едут в маленьком автомобильчике, хохочут и машут руками, и все время, все время, все время перед ними как призрак: доживем—не доживем?